четверг, 11 апреля 2013 г.

СЕРИЯ «ГАЛОПОМ ПО ЕВРОПАМ». ФЛОРЕНЦИЯ ДЛЯ РУССКИХ.


Александр Васильевич сразу спросил:
– Тёма, может нужно граппы купить?
– Вы – говорю – сначала в квартиру зайдите. У нас в Тоскане через порог такое не обсуждают.

К тому моменту я был уже опытным Флорентийцем. Живёшь, живёшь в этом городе почём зря, а все «родственнички» тебя забыли. Ходишь один по пустой квартире, – то газовый счётчик проверишь, то ставенку приоткроешь, то роутер матерком обложишь. Скучно, как Михаэлю Шумахеру в пассажирском Мурманск-Новороссийск, а Никульшины всё не едут.

Турбулентность у них там, поезд опоздал, дети плачут по дому, старики рвутся с поводков, завидев сувенирную лавку, а я? А как же я? На столе приходят в негодность артишоки, оливки, хамоны и моцареллы, неизбежно приобретая характерный русский дух, а я смотрю в окно на купол Брунеллески и думаю: «Вот были же люди!» На белой скатерти «хрустальные» бокалы из IKEA, вилки из ящика и тарелки из керамики. Спрашивается, чего ещё вам надо?

Никульшин так и сказал:
– Вкусно, Тёма, у тебя в Италии.
– Да, – говорю, – пока вы ехали, разведал тут неплохой магазинчик на Никольской улице. Рядом с памятником.


Николая Демидова во Флоренции помнят. Сначала поставили ему памятник, а потом накрыли его стеклянной крышей для уюта. Известный российский рабовладелец отца и сына Черепановых, воздвиг здесь художественный музей, картинную галерею и дом для призрения престарелых и сирот. Картины и статуи его безбашенный сын Анатоль (он же Граф, он же Сан Донато) успел вывезти в Петербург в период между смертью папы и революцией, а вот престарелые и сироты оказались ему без надобности. Видимо, в Питере и своих хватало. Короче, Демидов в римской тоге, окружённый детишками смотрит вдаль на одиозный купол, а под его осандаленными ногами катят автобусы, и течёт беспокойная в это время года Арно (от украинского «гарно» с редуцированной «г»).

В России есть такой город – Мышкин. Ну, вы поняли. Там про мышек всё. Есть музей мышки, бар «У Мышки», магазин «Мышка» и ночной клуб «Под мышкой». Во Флоренции та же ерунда, только в роли мышки здесь Давид. На каждом углу либо его копия, либо подделка. Если бы Энди Уорхол это увидел, – от удовольствия зачесал бы волосы на другую сторону. 

Еще здесь имеется мост по прозвищу «старый», хотя на момент постройки он был довольно новым. Наверху устроена закрытая галерея, чтобы Медичи могли перемещаться из Палаццо Vecchio в Палаццо Pitti, не обременяя своё обоняние запахами мясных лавок, располагавшихся внизу. Муссолини же, в стремлении порадовать своего друга Гитлера, распорядился к его приезду прорубить в стене галереи три больших окна, чтобы тому было куда смотреть. Вот, в общих чертах, и весь мост. Мяса больше нет, зато есть ювелирные украшения, кожгалантерейные изделия и Давиды, Давиды, Давиды…

Вообще, Медичи понять несложно. Проблема запаха во Флоренции до сих пор решена не окончательно.
– А чем это у вас здесь пахнет? – Спрашивает Лида.
– Немного – говорю – тухлыми овощами, немного плесенью, а в основном, полагаю, мочой.
– Вы что с Никульшиным другого места не могли найти для рисования?
– Да такое место – отвечает Саня, замешивая охру с краплаком, – может быть одно на всю Италию! Его, между прочим, было не так-то просто найти!
Родной уголок – и красиво, и противно.

Собор Санта-Мария-дель-Фьоре, в отличие от Чебурашкиного Дома Дружбы, строился почти шесть веков. С тринадцатого по девятнадцатое столетие над его сооружением трудилось множество каменщиков, скульпторов, декораторов и архитекторов широкого профиля. Но когда в 1420 году были выложены стены, и пришла пора сооружать купол, выяснилось что без лесов построить его нельзя, а возводить леса на такой высоте мешает гравитация. Тогда было принято решение дождаться изобретения железобетона, надуть пневмоопалубку, завязать арматуру, залить раствор и курить, пока не схватится. Но тут, откуда ни возьмись, появился Филиппо Брунеллески и всё отменил. Он сказал, что придумал волшебную кладку, которая позволит построить купол собора из кирпича и дерева, а ещё внутри можно будет ходить. 


Когда-то давно, когда меня учили врать, что я архитектор, мне пришлось подробно изучить конструкцию этого купола. Брунеллески был сильным магом, поэтому до сих пор никто до конца не знает, что и как он там намутил, хотя в целом, конструктивная идея ясна. Помню, Лида как-то сделала огромный макет этого купола в разрезе, и все ей завидовали. В общем, про это сооружение мы кое-что знали и до прибытия во Флоренцию, но как говорил старик Джакомо Казанова: «Это обязательно нужно потрогать».

На ощупь купол холодный. В его толще действительно есть лестница, по которой можно подняться на смотровую площадку, чтобы сойти с ума от красоты, а заодно сориентироваться в городе. Сегодня все проходы купола заселены японцами с фотоаппаратами. Прежде, чем перешагнуть тот или иной порог, они высовывают из проёма свои камеры, щёлкают, разглядывают полученный снимок, и только потом семенят навстречу сфотографированному. Что они впоследствии делают с таким количеством фотографий, не ясно. Поют их в караоке?

С туристами здесь порядок даже в марте.
– Катя, – говорит жене Александр Васильевич, – пойдём со мной. Я там магнитик приглядел, не могу решить брать или нет.
– С Давидом?
– Почему с Давидом? С куполом!

Повсюду слышна русская речь. Но сограждан узнать просто, даже если они молчат. Их отличают напряжённые лица и характерный среднерусский прикид. Женщины узнаются по красоте, мужчины по барсеткам и скорби в глазах. На их фоне европейцы выглядят модно и одновременно наивно. Если с ними заговорить, то у них возникает странное восторженно-изумлённое выражение. Как будто их внезапно оторвали от чтения Эмманнуэль Арсан и заставляют принять воинскую присягу.

Итальянцы общительны, но ненавязчивы. У них правило – разговаривать каждые пятнадцать минут. Едешь, к примеру, на мопеде в магазин, думаешь, хорошо бы за пятнадцать минут добраться. А то ведь придётся останавливаться и искать собеседника. Правда, один местный гражданин проявил-таки качества, свойственные нашим рыночным кавказцам. Поймал меня в магазине, раздел, потом одел и подвёл к зеркалу. Он утверждал, что в этом голубом пиджаке я буду не просто архитектором, а настоящим плейбоем.
– Вы доктор? – Спросил он, расстёгивая на мне пуговицы.
– Нет. – Говорю. – Архитектор.
Ну, и понеслась. Еле ноги унёс. Голубой – не мой цвет. Время экспериментов, как и положено, закончилось ещё в «колледже».

В общем, десять дней. Десять дней мы прожили во Флоренции, а красивее и не скажешь. Вежливые люди, свежая еда, хмельное вино и остроумные друзья. Теперь в Москве, как в командировке – подсчитываешь суточные, тоскуешь по дому и зачёркиваешь дни в календаре, отмечая, «сколько прошло, чтобы вычитанием определить, сколько осталось».

– Ну что, Тёма, – спросил Александр Васильевич на прощанье, – может, нам граппы выпить?
– Можно. – Ответил я. – Но только, если много.

2 комментария: