пятница, 21 сентября 2012 г.

ДЕКАБРИСТЫ. 8. приговор.

Глава восьмая. Приговор.

Шишки в лесу оказались не моими. Нам с Германом и Радистом дали по трое суток, Илье почему-то пять.

– Иванкин, садись, пять! – Пошутил Федя, когда мы вернулись в ПАЗик.

В этот день никого больше осудить не удалось. Просто настала ночь. Мы втроём, с Германом и Ильёй, успели написать жалобу федеральному судье. Когда я составлял бумагу, ко мне подошёл сопровождавший меня полицейский и сказал:

– Я, конечно, не юрист, но жалобу пишут не так.

– А как? – Спросил я.

– Пиши, я продиктую.

Он продиктовал, а я записал. Получилось вполне по-взрослому.

– Я, – сказал мент, – в шоке. Я часто вожу сюда заключённых, но такое вижу впервые.

– Что именно? – Интересуюсь.

– Я был – говорит – в зале суда. Я видел, что с тобой делали. Это полный пиздец.

Радист жалобу написать не успел. Он исписал мелким убористым почерком восемь листов и, когда меня уже выводили из здания Суда, я слышал, как он заявил, что ему нужна ещё бумага.

Герман – единственный из нас, кто успел побывать на повторном слушанье. Федеральный судья рассматривал дело долго, около двух минут. Приговор остался в силе. За Германом наступила моя очередь, но когда я подошел к двери с надписью: Федеральный судья Цветков В.И., этот самый судья уже поворачивал в личине ключ.

– Не могли бы вы – говорю – рассмотреть мою жалобу?

– Правосудие в Российской Федерации – ответил бледный лощёный судья – после двадцати двух часов не осуществляется.

– А до? – Спросил я.

Цветков удостоил меня уничижительным взглядом, и я почувствовал, как у меня начинает неметь мозжечок так, как будто я его отсидел.

Когда меня выводили из здания, я крикнул Радисту:

– Жень, хорош писать! Спать пора!

– Ничего. – Ответил он, не отрываясь от своего занятия. – Пусть суки поработают. Я завалю их бумагой!

Суд закрылся, мы сидели в ПАЗике и ждали Радиста. Так прошло ещё полтора часа. Мороз усиливался. Мы обсудили дальнейшие перспективы – спать нам снова предстояло в КПЗ. Уже зная о том, каков климат в ОВД, мы позвонили друзьям и попросили привезти нам туристические пенки и спальники. Менты не возражали, только время от времени нежно обкладывали матерком Радиста за настойчивость и чрезмерную гражданскую сознательность. Мы их понимали. Смысла в его действиях было немного.

На нарах было тепло. Окно успели починить, и в нашем распоряжении оказались целых две камеры. Разложенные на досках пенки и спальники создавали ощущения уюта и покоя. Дом, милый дом… Я ощущал под собой нежную слегка шершавую поверхность пенополистирольного мата, я чувствовал, как распространяется по моему телу тепло, передаваемое друзьями в инфракрасном диапазоне. Скрученное в рулон пальто превратилось в чудесную подушку. Спальник пах осокой, костром и приключениями. Заболела голова. Меня начало тошнить. Я почувствовал, что бодрствую уже тридцать семь часов.

Менты стали вести себя совсем уж по-человечески. Клетку на ночь оставили открытой, чтобы мы могли пользоваться ментовской уборной и чайником. Даже мобильники со шнурками отобрали как-то неохотно. Я понял, что в их глазах мы перестали быть угрозой и стали, наконец, настоящими жертвами. А потом я сбежал. Я бежал от кого-то, но вязкий воздух стеснял мои движения. Я летел. Огромный святящийся множеством огней ночной город лежал подо мной. Я пытался найти внизу свой родной дом, но понял, что это чужой город. Потом я заплакал. Кто-то тронул меня за плечо и сказал, что любит. Я обернулся и увидел Аню. Но что-то отвлекло меня. Что-то толкнуло меня в бок и повалило. Тогда я открыл глаза и огляделся. Я лежал на деревянных нарах. В маленькое зарешеченное окошко с трудом пробивался хилый дневной свет. Вокруг меня ворочались сонные сокамерники. Место Германа было пустым.

Его, как выяснилось, увели на рассвете и расстреляли. Точнее, дактилоскопировали и отправили в Спецприёмник №1. Герман обрёл новый дом, а нам снова предстоял суд. На этот раз к зданию Суда нас везли в длинном тёплом ЛУАзе. Кабана сменил интеллигентный мент в очках. Другой охраны не было. Утомившихся омоновцев распустили по домам, пообещав премии.

Из ОВД я выходил в лёгком смятении, – впереди снова была неизвестность. Камера предварительного заключения представлялась мне в тот момент не совсем комфортным, но, безусловно, гостеприимным домом. Бывало такое: просыпаешься с похмелья на жёстком полу в незнакомой квартире, и думаешь, хорошо, что приютили, хорошо, что морда цела. Кабан высунулся из окошка дежурки и спросил:

– Ну, что, бездельники? Продолжать будете?

– Будем. – Нестройным хором ответили мы.

– Это правильно. – Грустно произнёс Кабан. – Надо менять этот блядский режим.

Снова мы припарковались у известного дома, и снова ждали несколько часов. Похоже, Радист загрузил-таки Суд работой. В автобусе был телевизор. Менты купили его на собственные деньги, чтобы не скучать в подобных ситуациях. По телеку начинались новости.

– Ребята, – крикнул интеллигентный мент, – давайте все сюда, сейчас новости будут показывать!

Мы подошли и уселись в кресла по обе стороны прохода. Новости оказались информативными. Даже слишком. Нам рассказали о неспокойной обстановке в Венесуэле, О президенте, который посетил чего-то там и что-то даже сказал. Рассказали об индексе Доу-Джонс, о новой системе автомобильных штрафов и, наконец, о погоде. Ожидалась метель.

Водитель переключил канал и закурил. Мы увидели на экране молодого Шварценеггера в форме советского милиционера. Его мужественное лицо странным образом излучало понимание, сочувствие и полную уверенность в том, что совсем скоро падёт эта красная кремлёвская стена, на фоне которой он сейчас выглядит так уверенно и авторитетно.

– Вот ведь скотство. – Философски заметил водитель. – О нас ни слова.

– Да уж. – Вздохнул интеллигентный мент. – Да уж.

Не знаю точно, что они имели в виду. Думаю, их переживания были связаны с нами не напрямую. Думаю, им было просто неприятно оттого, что то важное и ответственное дело, которое им поручили, на поверку оказалось, что называется, с душком. Их убеждали в правильности их действий, им сулили медали и премии. Их убеждали, что «оранжевая зараза» пожрёт Россию, как колорадский жук, и что только они, приложив все свои знания и опыт, смогут спасти свою многострадальную Родину. Они сделали всё, что требовалось. Они не верили своим глазам и ушам, – они верили начальству. Они не слушали совесть и разум, – они действовали согласно инструкциям. Они перешагивали через себя, чтобы выполнить свой долг. Они пожертвовали многим. Они страдали. Думаю, они страдали гораздо больше, чем мы. Ведь мы были правы и они это знали, а правда, как говорили неведомые древние, освобождает.

Между тем, в Суд вызвали Федю. Он вернулся к нам свободным человеком. Менты разрешили ему попрощаться с друзьями. Федя влез в автобус и стал возбуждённо советовать:

– Короче, парни, такое дело. Я поговорил с юристом. Требуйте у судьи переноса слушанья до заключения договора с адвокатом! Слышите, меня отпустили! Слушанье перенесли на неделю! Судья так и сказала, наконец-то, говорит, хоть один грамотный нашёлся!

– Эх, Федя, – говорю, – где же ты был вчера?

– Я был здесь! Откуда же я знал?

– Ладно, – сказал Илья, – спасибо. Но нас уже успели осудить. Теперь эта магическая фраза уже не поможет.

Федя ушел. У автобуса мёрзли друзья. Мы через тонированные окна видели их зыбкие силуэты.

– Извините, – обратился я к полицейскому, – а можно выйти покурить? Пообщаться с друзьями?

– Конечно, – печально произнёс он, – почему нет. Только не долго, пожалуйста.

Я вышел. Иванов и Кадлубинский смотрели на меня с тревогой.

– Да ладно, говорю, не ссыте. Двое суток я уже отсидел. Как вы нас хоть нашли-то?

– Бушма с вами сидел? – Спросил Иванов.

– Да, – говорю, – был такой чувак.

– Мы его блог читали. Оттуда вся информация.

Федеральный судья Цветков вёл себя так же, как до этого мировой. Он был вежлив, серьёзен, благостен и глух.

– Куда – спрашиваю – мне садиться? В эту клетку?

– Ну что вы? – Отвечает судья. – Туда сажают только уголовников! Вам же, как преподавателю, должно быть удобнее за конторкой.

Вот, думаю, этот хотя бы дело моё читал. Похоже, есть ещё надежда. Но надежда снова оказалась напрасной. Все решения остались без изменений.

Когда я вернулся в автобус, позвонил Федя.

– Менты рядом? – Спросил он шёпотом.

– Да, – говорю, – рядом.

– Тогда отвечай, первое или второе.

– Что?

– Значит, первое – пол литра коньяка. Второе – литр.

– Литр, – говорю, – то есть второе, конечно.

– Будет. – Коротко ответил мастер конспирации.

Через десять минут менты открыли Феде дверь. Федя передал пакет с продуктами. Там были шоколадки, бутерброды и две полулитровые бутылки чая Нэстия. Один из полицейских стал откручивать пробки, чтобы убедиться в том, что это действительно чай. Водитель пробасил:

– Да ладно, чего ты проверяешь? Пусть ребята сладенького поедят.

Таим образом, у нас появился коньяк. Нам даже разрешили курить в автобусе, только, разумеется, не всем сразу. Выпивали медленно и со вкусом. Не знаю, что за бурду купил Федя на последние деньги, но вкуснее этого я никогда ничего не пил.

Уже в темноте нас привезли в Спецприёмник №1. Интеллигентный мент передал меня лично в руки местной охране. Меня тщательно обыскали и облаяли. Оказалось, что собака Маруся надрессирована рычать на всех новеньких. Это приземистое упитанное добродушное животное в поперечном сечении представляло идеальную окружность. Это я утверждаю, как архитектор.

Меня оформили и описали личные вещи. Сопровождавший меня полицейский неожиданно протянул мне руку.

– Рад был познакомиться. – Сказал он негромко. – Удачи.

– И вам того же.

Я ответил на рукопожатие и пошел получать комплект постельного белья. Увидев перед собой длинный коридор со множеством металлических дверей, я обернулся и крикнул седому вертухаю (по ощущению, начальнику):

– Извините, могу я попросить вас об услуге? Сейчас приведут моего брата Илью. У нас разные фамилии. Не могли бы вы подселить его ко мне в камеру?

– Как фамилия брата? – Спросил седой.

– Иванкин.

– Значит, Илья Иванкин?

– Да.

– Маша! – Крикнул вертухай. – В шестой есть ещё места?

23 комментария:

  1. блин. и тут электроды не выстрелили. томлюсь.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Боюсь, они так и не выстрелят. Электроды -- они для другого.

      Удалить
  2. не смешно и отчетливо отдаёт Стругацкими, может из-за Феди..

    ОтветитьУдалить
  3. А разве должно было быть "смешно"? Стругацкими и не пахнет, а Федя- хороший парень, шифроваться научился, коньяк принес...

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Погоди, Артур, ты не суетись. Человек лепит односложными предложениями некое объёмное высказывание. Как папье-маше, знаешь, слюнявишь бумажку и - чпок! - потом ещё одну - чпок! А в итоге получается, скажем, панафинейское шествие.

      Как знать, может быть, человек дал обет не произносить больше одного веского слова за раз. Может быть, за всем этим стоит даже драматическая история.

      Удалить
    2. "...драматическая история" достойная очередной повести, вырвавшейся из-под пальцев автора. Думаю, определенный устоявшийся вокруг эпистолярных опусов автора круг лиц (в т.ч. и я) с удовольствием прочтет и ее.

      Удалить
    3. Этот комментарий был удален администратором блога.

      Удалить
    4. Этот комментарий был удален администратором блога.

      Удалить
    5. эээх, не успели прочитать...

      Удалить
  4. Не вхожу в "устоявшийся круг", но прочла с огромным удовольствием! Спасибо, Артем!!!

    ОтветитьУдалить
  5. Артём, когда ты удаляешь мои комментарии, у меня возникает чувство удовлетворения от того, что тебя посадили.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Подобное признание, дорогой "Анонимный", стоит того, чтобы удалить весь мой блог!

      Удалить
  6. Да надоело - каждый заведёт себе полянку и мочит на ней всех подряд. Тот - несогласных, этот - анонимных. А я может и не анонимный вовсе. Может, мне подписываться лень.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Да похоже, что не анонимный и в какой-то степени даже согласный. Короче, ещё один бестолковый, кичливый, оскорбляющий или намекающий на оскорбление коммент, и я буду вынужден ввести фильтрацию комментариев. Здесь это делается просто. Компрендо?

      Удалить