8. ПВС. Полина.

Говорят, что имя играет в судьбе человека особую роль. Правда, обычно не уточняют в чьей судьбе, и какое конкретно имя. Но одно ясно точно – как лодку назовёшь, так она и будет называться. Когда я услышал имя «Полина», мне показалось, что это шутка. С тем же успехом, думал я, человека могли назвать вообще любым словом или просто неким набором букв. Но уже через несколько дней я повторял это имя как мантру, и не мог представить себе, что существует на свете комбинация кириллических знаков прекраснее этой.

Она утверждала, что не встречала ещё мальчика с таким высоким голосом, как у меня. Я же – гордился этой своей особенностью, благодарно принимая её слова в качестве экзотического комплимента.

Помню, как мы простились. Летний отдых на даче подходил к концу, и родители увозили Полину домой в Мурманск. Перед отъездом мы играли в пинг-понг. Её волосы впервые за все время были растрёпаны, а взгляд выражал удивительный спектр эмоций, классифицировать которые, не решился бы и Жан-Поль Сартр. До того момента, как мы навсегда расстались, оставалось полчаса.

Думаю, если бы я знал тогда, что этот пинг-понг будет нашим последним совместным делом, я бы не отошёл от теннисного стола до того момента пока пыль поднятая увозящим Полину автомобилем не адсорбировала бы слёзы текущие по моим щекам. После чего сидел бы на берегу озера, глядя на север и проклиная жалкую судьбу двенадцатилетнего мужчины, лишённого законного права следовать по зову своего сердца в далёкий Мурманск, где бы тот ни находился. Вместо этого я положил ракетку на стол, махнул на прощание рукой и побрёл домой, успокоенный обещанием Полины – приехать к нам следующим летом. Но она не приехала.

Бригадир – серьёзный человек, тем более, когда у него есть две коровы. «Чьё молоко?» – спрашивал меня мой младший брат. «Бригадирское!» – отвечал я. «Жаль, – признавался он – а я думал коровье». Несмотря на то, что брату было тогда всего шесть лет, эту остроту считал первоклассной даже наш дед, казалось бы, избавленный богом от тяжкого груза, который принято называть чувством юмора. Правда, здесь было не до шуток – молоко у бригадира всегда было горьким, и оно доставалось лишь тем, кто крутил педали своего велосипеда слишком медленно, а стало быть, приезжал последним.

Обычно в окна бригадирского дома стучался я, а Полина стояла в стороне, держа велики и трогательно хмурясь. Что и понятно – горькое молоко не очень-то ценилось нашими родителями. Я знал, что дома меня ждёт взбучка за то, что я, мол, не знаю цену времени, хотя ничто на свете я не ценил так, как время, проведённое с Полиной. Куда бы мы ни шли, чем бы мы ни занимались, – любая спешка казалась мне преступлением.

Многие считают наш Мир жестоким и несправедливым, и у них есть для этого все основания. Но не стоит расстраиваться всерьез, пока в этом Мире есть пологие холмы, покрытые мягкой травой, прохладная летняя тень под кронами вековых деревьев и «Вредные советы» Григория Остера. Тем более стоит порадоваться, если всё это оказывается в вашем распоряжении в тот самый момент, когда вы больше всего в этом нуждаетесь. «Если друг на день рожденья пригласил тебя к себе…» – говорил я, обрывая лепестки ромашки и мечтательно улыбаясь – «…ты оставь подарок дома – пригодится самому» – отзывалась Полина, украдкой поглядывая на меня. «Если к маме или к папе тётя взрослая пришла…» – намекал я, отгоняя от неё муравьев, – «Бейте лампочки в подъездах, люди вам спасибо скажут…» – утверждала Полина. «В кухне твёрдый холодильник…» – настаивал на своём я – «Бить детей ремнём по попе…» – признавалась она – «…запрещает красный крест».

Каждый раз, ища встречи с Полиной, я брал с собой шариковую ручку, и чистый разлинеенный листок, вырванный из школьной тетради, ибо был абсолютно уверен, что из тех трех слов, которые мне необходимо до неё донести, смогу произнести вслух лишь первое – «я». А каждый вечер, возвратившись домой, я доставал из кармана мятый клочок бумаги так и не дождавшийся прикосновения моего незамысловатого «пера». И так как смелостью я никогда особенно не отличался от плотвы, то Полина так ничего и не узнала о предназначении тех эпистолярных инструментов, которые хранил карман моей рубашки.

Сегодня найдётся не так уж много поступков и слов, которые я постеснялся бы совершить и произнести. Сегодня, куда бы я ни направился, со мной всегда пара блокнотов и с десяток разноцветных ручек. Сегодня я без труда напишу любую задуманную фразу, чтобы поделиться ею с тем, кто подвернётся мне под руку. Словом, сегодня я вынужден признать, что вопреки расхожему мнению качество иногда успешно переходит-таки обратно в количество.

А тогда был теплый летний вечер. Я лежал на своей кровати, и смотрел в потолок оклеенный старыми газетами, но заголовки статей не оказывали на меня обычного усыпляющего эффекта. Где-то визгливо лаяла собака, сонная муха жужжала и билась в стекло, какие-то птицы, уверенно перебирая лапками, тихо стучали по крыше, а я по-прежнему видел перед собой лишь простое и одновременно очень необычное лицо девочки, с которой познакомился утром. Имя у неё какое-то странное, думал я, – чуть ли не Полина. Надо будет завтра переспросить.