13

 

На районе лав. Если что.

Во Франции, как и в СССР, всё строилось, да и строится, сериями. Правда, серии здесь менялись (и меняются) чаще, а экспериментов ставилось (как сейчас, не знаю) больше. Здесь социальная среда более подвижна и, соответственно, менее инерционна. Типа, три года подряд мы уверены, что нужно строить вот так, а потом полностью отказываемся от подобной концепции в пользу другой, не менее идиотской. Не скажу, что здесь совсем уж не умеют проектировать, но нам ещё есть, чему поучиться.

В Кане очень много (просто дохера) совершенно замечательных современных и древних зданий (о них отдельный пост), но меня всегда интересовала рядовая, а не популистская архитектура. Не те места, где горожане делают селфи, а те, – где они, эти горожане, живут. То есть, где человек проводит девяносто процентов времени своей настоящей жизни.

Терпеть не могу Инстаграм за его ложь, кстати. Наши потомки, изучая квадратные фоточки рискуют вообще ничего не узнать о нас. О нас настоящих.

Короче, фотографировал я всё подряд, что есть в нашем районе. Вот вышел из парадной (подъезда) направо, и пошёл гулять. Результат представляю вашему так называемому вниманию. И да, бомжей у нас здесь нет. Точнее, есть один дедушка. Он стоит у булочной. И когда ты говоришь ему, что, мол, к сожалению, сегодня мелочи нет, то он одаривает тебя пакетиками для сбора собачьих какашек, и снисходительно машет рукой – успокаивает, типа, ничего страшного, завтра принесёшь. Не к спеху. Да я и не спешу. Мне просто некуда больше спешить.

На районе лав. Если что. 

12

Нестор приходит ко мне с такой хернёй, которая собрана из деталей большого (очень детского) лего и напоминает многоквартирный панельный дом. Заявляет мне, что это Житик. Я такой, типа, чё? Житик – это чтобы что? А он мне так спокойно, как будто я его не самый успешный ученик, мол, Житик – это где живут. Я говорю, кто живёт? А он – люди. Нестору два с тремя четвертями года. А мне скоро сорок четыре. Я архитектор, а ни одного примечательного Житика не построил. До сих пор. Ну ладно, ладно… построил. К словам не цепляйтесь только…

11

Всегда хотел оказаться на месте Виктора Банева из «Гадких Лебедей», чтобы не налажать так, как он, что и вышло, надеюсь. Элен говорит, мол, сможете перед детьми выступить? Рассказать свою историю? Детям очень интересно, мол. Ну, я и согласился. Если детям что интересно, так я всегда в первом ряду…

Обычный лицей, то есть средняя школа. По советским меркам восьмой класс, дети тринадцати лет. На разогреве у меня – соцработники, которые прочитали лекцию об эмиграции и беженцах. Развеяли множество мифов. Например, дети считали (как и я), что ЕС принимает больше всего мигрантов, но Европа даже в десятку, как выяснилось, не входит, а лидирует то ли Иран, то ли Пакистан, да и Турция тоже опережает Францию. Также ученики сильно удивились, когда выяснилось, что отсутствие работы, нищета, а также природные катаклизмы (ну, типа, когда твой дом разъёбан цунами) не являются причинами для запроса убежища в другой стране. А вот преследование за гомосексуализм, наоборот, – является. Атмосфера в классе строгая, но… свободная. Все ученики встают при появлении учителя, и чётко выполняют все пункты, видимо, существующего регламента. Руки поднимают охотно, и долго спокойно ждут, когда на них (на детей) обратят внимание. В классе никакого напряга. У меня ощущение, что это мне кажется, будто дети сидят за партами, а на самом деле, они на пуфах валяются. Короче, все какие-то очень взрослые, но при этом дети. Вот прямо как в «Гадких Лебедях». Ну, почти… Бол-Кунаца немного не хватило. Для полноты картины… Да и джин я не пил накануне с Рэмом Квадригой доктором гонорис кауза, а в остальном – ноль в ноль. А, да, ещё я не настолько известный писатель, как Банев, но к чёрту подробности. Элен говорит, мол, должна вас предупредить, что это дети, и вопросы могут быть самые странные. Вы, мол, не стесняйтесь, но будьте готовы к неожиданностям. Боже! Это мне-таки кто-то будет рассказывать про неожиданности! Короче. Должен сказать, что у меня была переводчица Ольга (выглядит, вот прямо как Ольга!), поэтому я точно понял всё, чего от меня хотели лицеисты, а они, надо думать, поняли всё, что я хотел им сказать. А вопросы были разные. Первый вопрос задал я. Я попросил поднять руки тех, кто родился во Франции. Две девочки (из семнадцати учеников) руки не подняли, а весёлый футболист (упитанный парень в футбольной форме, который всё время пытался всех веселить) под общий смех признался, что не знает, где родился… Он обернулся к училке за помощью, но та приказала ему перестать балагурить, и поставить уже, наконец, парту на пол, а то он поднимал её перед собой на вытянутых руках, как спортивный снаряд, что не комильфо. Итак, несколько вопросов от учеников Лицея Fernand Lechanteur: - Что было самое сложное в вашем путешествии во Францию? - Какие компьютерные игры вы любите? - Как ваша собака пережила перелёты? - Почему вы не уехали в Белоруссию, ведь тогда не пришлось бы учить язык? - Почему вам угрожает тюрьма? Что вы натворили? - Вернётесь ли вы в Россию, если там сменится президент? - Где жить лучше? В России или же во Франции? - Какие иностранные языки учат в России в школах? - Вы уже научились ругаться по-французски (вопрос, разумеется, от «футболиста»)? - Какое ваше любимое блюдо? - Сможете что-нибудь приготовить нам? - У вас остались родственники на родине? - Почему вы выбрали Францию? - Как долго вы добирались, и какие сложности были на пути? - Трудно ли адаптироваться к новой для вас культуре здесь? - Вы играете на гитаре? - Правда ли, что русские очень громко разговаривают? - Правда ли, что русские поддерживают войну? - Вы будете работать архитектором во Франции? - Какое место во Франции вы любите больше всего? - Сколько лет вашим детям? - Много ли ваших друзей и знакомых открыто выступили против войны? - Почему? Через две недели к этим ученикам придёт журналист, который расскажет, как фильтровать информацию в соцсетях и на телеке, и научит распознавать фейки. Я бы сам пришёл послушать. Но, мне кажется, что я и так уже всё это знаю. «Разговоры о важном» здорового человека. Дети сказали мне, что узнали много нового.

10

Насморк в Нормандии, это как сельдь в Голландии или вафли в Бельгии. Хочешь, не хочешь, а местная достопримечательность, и друзьям с родственниками привезти придётся. Никто не любит насморк, но и к вафлям с селёдкой есть вопросы, если уж на то пошло. В общем, соплей нет только у нашей собаки Йолки, но это потому, что она готовится к выставке в выходные. Ехать нам триста километров, а машина иногда, когда дождь, например, не заводится. Так что всю нашу семейку ждут приключения, потому что дожди здесь случаются всегда, и всегда вдруг, а машине давно пора дать ремонт, да вот армянский автосервис сильно что-то загружен. В последнее время.

Вообще-то именно на эти выходные французское государство назначило мне первый урок курса, если можно так сказать, граждановедения. Мы, разумеется, продолбали этот момент, и оплатили собачью выставку. Нахера нам знать местные законы, когда можно собачку по сцене поводить? В Бургундии. Но назад, мы решили, дороги нет, и нужно срочно привлекать юриста. Короче, попросили нашу замечательную Сирин (юристку из социального центра, что нас ведёт по мирной местной жизни) позвонить куда надо, и робко осведомиться, мол, может ли Месьё Шерников (я) пропустить формасьён (обучение) по причине неизбежности выставления его собаки в Бургундии? Если честно (а до этого я, разумеется, безбожно врал), мне было сильно неловко за такой вопрос, но я уже немного здесь адаптировался и решил-таки рискнуть. И вот что вы думаете? Да. Совершенно верно. Мне отказали. Точнее, наоборот, разрешили не приходить, т.к. собачья выставка – это очень уважительная причина, и тоже помогает интеграции. Единственное, извинились, что следующий формасьён будет, скорее всего, не в этом месяце. Мы с Йолкой извинения решили всё-таки принять.

Нашёл, наконец-то, грибной лес! Похож на мой любимый лес в Свапуще, только тут есть туристический лесной центр, в котором нам дали карту заповедника и схему, где искать грибы. Разумеется, есть ограничения на сбор. Собирать нельзя по вторникам и четвергам. Почему, мы не поняли. Пока ещё не хорошо говорим по-французски. А в лесу, всё как дома: ёлки, дубы, берёзы и воронки от разорвавшихся когда-то снарядов. Чудовищный масштаб войны. Я так далеко от дома, а воронки всё те же. И война та же.

9

 

Нам докторша сказала, мол, вы не парьтесь, а сразу идите в университетскую больницу к урологу-хирургу. Ваша страховка позволяет и не такое. И вот припёрлись мы с Полиной в регистратуру с двумя детьми. Полина объясняет, кто нам нужен, а тётенька в ответ улыбается так искренне, смотрит на меня и говорит, мол, я всё поняла, вазэктомия? Полинин французский лучше моего, но сильно хуже тётиного, поэтому я стою позади и тихо ржу. Полина начинает с перепугу объяснять ситуацию по-английски, а я ей подсказываю: «простатит» – скажи «простатит». Она поймёт.

Короче, я пока цел, а лазер в жопу мне будут пихать только в октябре. За неделю до моего дня рождения. Пока всё ок. Ссу один раз за ночь и то лишь от страха за будущее Нагорного Карабаха.

Нестор третий день ходит в школу. Говорят, плачет и что-то просит по-русски. Учительница даже позвала из соседнего класса четырёхлетнюю Таню, чтобы та перевела. Но Таня не знает пока, как сказать на языке Дюма, что ваша музыка говно и нужно включить Налича или Земфиру. По части музыки Нестор очень требователен. Устраивает нам истерики со словами «не музыка, не музыка, не петь!!!». Уважает Шопена и песенку про Акулёнка из мультика «Котёнок и волшебный гараж». В общем, личность растёт.

Завтра поеду работать на Ла-Манш. Думайте что хотите.

8

 

А сегодня мне приснилась Монеточка. Что могу сказать? Всё было хорошо, пока дело не дошло до поцелуев. Целуется она ужасно. Я был очень разочарован и проснулся в самом дурном расположении. Плюс Нестор не давал спать часа два. С четырёх до шести. Он, лёжа в полной темноте, заявил мне, что молочко не вкусное, ноги холодные, одеяло дурацкое, и снова пора в поход. Да, мы ходили в поход с палаткой и костром, и теперь Нестор рвётся на природу. Что хорошо, конечно.

Сегодня отвозил Полину в Префектуру, проходить тест на знание Французского и подписывать договор с Республикой об интеграции. Для этого пришлось остаться с детьми на три часа, из которых два часа пятьдесят девять минут Тея орала так, что мне начало казаться, будто я всё это время беру у неё пункцию костного мозга. С трудом переношу дочь. Она общается исключительно криком, и исключительно ужасным. Ничем не довольна. Вообще. Если она доживёт до пубертата, будет любопытно на неё взглянуть. Завтра сам иду в Префектуру. Тест решил завалить, но договор подпишу, конечно. Хер ли?

Илья прислал известие с малой родины, что завтра похороны Саши Яковенко. Девять лет назад я сделал его главным героем романа, который пишу до сих пор. Готовы четыре главы из двенадцати. Я, конечно, надеялся, что Саша его прочтёт и… не знаю что. Оказалось, что именно Сашу я представлял не только главным героем, но и главным читателем. Теперь буду писать уже не для него. Может быть, кстати, дело быстрее пойдёт. Мы очень дружили когда-то. Но потом перестали. Точнее, он перестал, а я, наоборот. Даже вот роман затеял.

В конце вот что хочу сказать, если вам во сне явится Монеточка, а вы будете её телохранителем, в которого она внезапно влюбится (знакомый сюжет?), бегите от неё куда сон даст. И ни в коем случае не позволяйте свершиться поцелую. Она так губы вытягивает, что, ну просто тьфу!

А Саша теперь в самом лучшем мире. В мире, которого нет.

НАТО

 Вот я хочу затереть об альянсе НАТО. 

Первая, мол, армия в Мире, и все в первом Мире такому альянсу, конечно, рады,

от Госдепартамента США, Рийгикогу Эстонии до Украинской Рады. 

Наши, мол, хлопцы те ещё богатыри неебовые!

Не испугать их советскими танками, артиллерией, незнакомой мовою,

Наши хлопцы быстрее всех бегают в полной выкладке, 

летают на летаках, каких ещё свет не видывал,

авианосцы наши, если где и окажутся, 

то мало уж точно никому не покажется. 

Мы первая в Мире армия! 

У нас медали, кубки и всякия грамоты!

Наши ракеты самые длинные, а, главное, что красивые.

Мы их себе сами сделали. А кто б дал, попроси мы их?

Мы из танка пальнув, любому сделаем обрезание,

с беспилотника грохнем муху, не важно, в Танзании ли, в Рязани ли…

По всей земле мы посеем, блять, демократию, 

А если земли не хватит, то на луне её посеем, мать её!

Мы самые, самые, самые первые! 

А кто вторые, то нам бы и хер на них! 

“Ну, ладно. ОК. Пусть так. Подождём немножко” –

Сказали гопники всего Мира, и тут началась делёжка!

На первое место, после такой рекламы, никто не рискнул позариться,

но вот на втором, например, Россия решилась погреть задницу.

Мол, если у вас там, то в Сирии, то в Афганистане, что ни день, то диверсия,

то и у нас здесь вполне может случиться такая своя бета-версия.

Мы вторые по силе, да, но мы будем первые в мерзости!

И не вам нас учить, как захватывать новые, для нас совершенно бесполезные местности. 

И вот трупы детей в Мариуполе, 

Роддома, детсады, Драмтеатр. Не глупо ли

продолжать бегать кроссы при полной выкладке? 

Когда уже в Европе война, и выблядок сидит на выблядке? 

Да, первая армия Мира. Но кто вы, если задуматься? 

У вас легалайз, и вам предложили там дунуть всем?

На нейтральной Земле между Совком и дражайшем Западом

ну уж точно не первой армии Мира падать, блять, кверху лапами! 

Кровью сносит мосты и плотины, крик стоит – хоть святых неси!

А первая армия Мира пьёт пиво под радио БиБиСи.

Как только над человечеством вдруг угроза,

то человечество – в жопе заноза.

Не для того вы растили, конечно, свои эсминцы, 

чтобы за какую-то там чужую свободу биться.

Вы просто придумали новый вид спорта, в котором вам, ура!, нет равных

про вас снимают фильмы в Голливуде, а про нас разве что на Балканах.

Вы самые крутые в мире спортсмены!

Вы играете в одни ворота, и дорожите, видимо, только своей спермой. 

Вы её заморозите, как любой конфликт на Востоке, Западе…

И уже все тёлочки мира, спасибо фильмам, за вами замужем!

Но на деле вы, простые туристы, пусть и с оружием.

А такой турист как не нужен нам, так и не нужен им.

 

Зачем созывали альянс? Зачем всех зазывали в союзники?

Я вам так скажу. Когда начнётся и у вас заваруха, не забудьте, спортсмены, сменить подгузники.

И помните, НАТОвцы, “Джек” себе по вечерам наливая, –

первые армии в Мире – это ЦАХАЛ и ЗСУ, а ваша, видимо, нулевая. 

16/02/2024

Я ушёл туда, где никто не ждёт.
Я ушёл оттуда, где обо мне поплачут.
Пройдёт год, потом, возможно, ещё один год…
Без меня тут не станет так, чтоб уж совсем иначе…

Моя жизнь – вопрос, мой уход – ответ.
Мой век до нуля, до скорби выеден.
Я ушёл во тьму, из которой свет
виден.

 Говорящая фамилия. 

Застолкин сидел за своим обширным столом, и пристально смотрел на Табуретова, который восседал на табурете так, как будто он был сам Королёв. 

– Ну что, – в очередной раз спросил Застолкин, в очередной же раз пожалев, что не вызвал вовремя Допроскина, уж он-то быстро раскусил бы этого субчика, – значит, вы утверждаете, что не имеете никакого отношения к исчезновению четырёхсот тонн пенопласта с нашего склада?

– Ну что, вы, Витальсемёныч, – Табуретов в очередной раз развёл руками, – как можно! Да вы хоть Лжецова спросите! Он не даст соврать!

– Спрошу, вы не сомневайтесь. – Застолкин снял очки, посмотрел на них, и снова надел. – Мы во всём разберёмся. 

– Как тогда, с Козловым-Отпущенским? – Табуретов лукаво ухмыльнулся. – То-то история вышла!

– Опять вы за своё! – Застолкин напрягся. – Вы ведь прекрасно знаете, что я там был совершенно не при чём. Это всё Ошибкин и Косяков. Под руководством Казнокрадова. Все они благополучно мотают срок в ИК. А я, как видите, – Застолкин погладил полированную поверхность стола, – по-прежнему за этим столом. Так что делайте выводы. 

– Витальсемёныч, – в интеркоме послышался голос секретарши Чайкофской, – к вам посетитель. 

– Кто именно?

– Так я ж и говорю, Посетитель. Алексей Ефимыч Посетитель. Впустить?

– Много там ещё?

– Ожидалкин со вчера сидит. И Опоздальников. Но он подождёт. Ему на утро было назначено.

– Понял. Пока занят. Так что мне прикажете с вами делать? – Снова обратился он к Табуретову.

– А что тут можно сделать? Пенопласт не воробей, – Табуретов помахал своими пухлыми ладошками, – вылетит, не поймаешь. 

– А с чугуном что? 

– Ну, об этом лучше бы вам поговорить с Чугуновым. Он учёт ведёт. 

– А Учёткин где?

– Так он уже две недели, как на больничном. 

– А Докторенко у него был?

– И Докторенко был, и Лекарских, и Ковидов. 

– И что говорят? 

– А ничего они не говорят. Напились там, как Пропойцев, которого вы вместе с Халтуриным выгнали на позатой неделе. До сих пор в запое. 

– Та-ак. Понятно. 

– Витальсемёныч, – в интеркоме снова послышался голос секретарши Чайкофской, – тут один к вам рвётся, ничего не слушает. Может, мне Охранова вызывать? 

Застолкин не успел ответить. Дверь резко распахнулась и ударила в стену. На пороге кабинета возник худощавый высокий брюнет в модной кожаной куртке, джинсах, кедах и при шарфе. 

– Ух ты! – Обрадовался нежданный гость. – А я уж боялся, вас не застану. Моя фамилия Иванов! – Отрапортовал он и широким шагом приблизился к столу.  

– Однако… – Застолкин снова снял очки и немного пососал душку. – Однако, какая говорящая у вас фамилия. Где-то я её уже, как будто бы, слышал…

7.

Были мы в Префектуре. Нет, ну это потрясающе просто. Как же сложно поверить, что в мире столько идиотов. Ведь всех же ещё в начальных классах учат, так или иначе, отслеживать причинно-следственные связи. Даже, если не заходит. Даже, если не получается. Даже, если оставляют на второй год. А я, кстати, учился с чуваком, который просидел в девятом классе три раза. Он, разумеется, был гораздо больше и старше всех нас, но так и не понял, почему его все игнорируют. В первый год он ликовал и наслаждался своей силой, пиная «слабаков». Во-второй – он пинал «мелюзгу». А в третий, когда я познакомился с ним (фамилия ему была Плесовских), слыл уже полным ничтожеством. Гопники – существа стайные. Но вся его стая ушла в ГПТУ, а Плесовских остался один. Его уже никто не боялся, а он никого не пинал. Он очень хотел обратно в стаю. Но всем было плевать.

Короче, мы были в Префектуре. Получали документы на новорождённую дочь. Вообще-то, во Франции нужно быть очень аккуратным с русской речью. Это вам здесь не пушту и даже не фарси. Русский можно услышать почти везде. Это не тайный язык, на котором удобно ляпать всякие глупости, мол, кто его здесь понимает (?). Каждый день я слышу русскую речь. И это не только русскоговорящие украинцы, которых тут не так, чтобы очень много. Армяне на детской площадке, Азербайджанцы на другой детской площадке, женщина из Харькова в магазине, семья из Чернигова в трамвае, болгарин в общаге, пьяные молдавские рабочие в поезде, болгары в автосервисе… Да и некоторые французы зачем-то знают русский. Мне даже стыдно. В смысле, я учу их язык, конечно, но медленно. Чертовски медленно. А они уже.

Так вот, были мы в Префектуре. Получали документы. В очереди с нами оказались две весёлые тучные женщины с характерным для Японии, Якутии, Бурятии, Китая, Удмуртии, Монголии, Казахстана, Кореи, Чукотки и всего многоликого Востока строением глаз. Мы вежливо, как это принято во французской цивилизации, побунжуркались, и сели рядом. На табло выпал наш «номерок», и мы прошли к окошку. Тут я снова отвлекусь от основного сюжета, потому что во Франции катастрофически мало красивых женщин. Иногда Полина спрашивает меня, мол, как тебе, скажем, вот эта или вон та? И когда я-таки одобрительно киваю, она говорит, что, да, мол, по местным меркам сойдёт, но вот в Москве я бы, дескать, на такую даже не взглянула. И это она ещё в Киеве не была! Несчастная моя жёнушка.

Итак, в Префектуре. Подсели мы к окошку, а там красота беловолосая, зеленоглазая, ангелоликая, тонкорукая, в шарфе и серьгах, неописуемая, в общем-то. Добра, как Фрекен Бок и бесит, как Мерри Поппинс. Знает, сучка, что вынуждена дарить всем свою красоту бесплатно, оттого злится, но виду старается не давать. Носить паранджу – религия не позволяет. По-английски говорит херово, как я, а других языков, кроме родного Французского, не знает. Вот тут Полина и решила обсудить со мной этот экзистенциальный феномен вечной дружбы красоты и сучества. Полина тоже далеко не уродина, поэтому спорить я не стал. Обсудили. Громко. Никого не стесняясь. А зря. Нестор вдруг произнёс слово «мамочка» (он любит уменьшать и ласкать) – а две весёлые тучные тётки, с восточными глазами, весело засмеялись и тоже сказали «мамочка», мол, какой прекрасный малыш, как он любит эту самую свою мамочку. Короче, понятно, что добрые тёти и по-русски размовляют, и весь наш разговор не просто слышали, а очень хорошо поняли. Мне смешно, Полине неловко, тётям вообще похер. Ладно, говорю, не переживай, ничего такого уж откровенно ужасного мы не сделали. Вели дискуссию прилично, херами никого не крыли, и вообще матом не ругались сверх меры.

В итоге, наша красотка надменно выдала нам какую-то красную бумажку, и мы отправились в соседний зал, чтобы вручить её уже совершенно обычной женщине в другом окошке. Я кивнул восточным тётенькам, сказал «аревуар», они ответили «до свидания», и мы таким образом распрощались. А дальше случилось чудо. Появился Плесовских. Шучу. Ну, почти. Короче, в этом соседнем зале был мужик. Он услышал наш разговор, и что-то сказал нам по-русски. Я спрашиваю: «Вы откуда?». А он отвечает так тихо, что я переспрашиваю. Он полушёпотом: «Из России я. Но вы мне, как братья». Ну, я не стал над ним издеваться, говорю, мол, вы не переживайте, мы тоже из России. Он подскочил на стуле сантиметров на двадцать, спрашивает (уже нормальным голосом): «В натуре? А откуда конкретно?». Прямо видно, как на него накатило облегчение, что не нужно ни за что оправдываться, и мямлить какую-нибудь ахинею. Мне как-то сразу стало понятно, что он дурак, а от дураков я стараюсь держаться подальше. Поэтому я взял Нестора и отправился бродить по залу, показывая ему всякие настенные картинки, а заодно тренируясь переводить сообщения. Поняв, что разговора со мной не выйдет, «Плесовских» переключился на Полину, а она как раз присела отдохнуть. Удобная жертва, в общем. Зал небольшой, поэтому я слышал весь его спич, разумеется. Вот его содержательная часть:

«А я вот домой собрался. Что? Да, в Россию. Здесь? Давно уже. Очень давно (вздыхает). Пять лет. По здоровью приехал. А теперь вот домой. Почему? Ностальгия замучила. Друзья все там, родственники. Не могу я так больше. Пусть меня там в тюрьму посадят или убьют, но я всё равно поеду. Нет, про французов плохого не скажу. Вылечили меня хорошо. Всё мне дали, и квартиру, и деньги, но не могу. На рыбалку хочу. Здесь, конечно, тоже можно, но это не то. Нужно с друзьями, чтобы водки выпить как следует, подраться даже. Да, а что? Скучаю по всему этому. Здесь же дети совершенно другие. Вы их видели? Они даже не дерутся. Мы в детстве из рогаток по поездам стреляли, стёкла били… а эти… другие они, в общем. Вежливые какие-то, вообще не дерутся. Интересы у них другие совсем. Ну, разве это детство? Я вот паспорт потерял. Пришёл за справкой, чтобы новый делать. И всё. И домой».

Он, наверное, ещё долго бы рассказывал, как в загнивающей Франции, где такая прекрасная медицина, образование и бесплатное социальное жильё, люди слишком воспитаны и цивилизованы для «нормального» с ними общения, но тут появились сотрудники Префектуры и повели его куда-то за справкой. Он на отличном (насколько я могу судить) французском начал быстро объяснять им, как попал в такое положение. Пердю, говорит, потерял, мол.

Полина посмотрела ему в след и говорит: «Слушай, ну если такой дурак так выучил язык за пять лет, то у нас с тобой очень неплохие шансы здесь освоиться». «Да – соглашаюсь – место неплохое, а совсем скоро тут будет на одного идиота меньше. Жить можно». На том и порешили. Получили документы и отправились домой. В нашем доме, в холле у лифта, как это часто бывает, играли местные дети от восьми до четырнадцати лет примерно. Увидев нас, как бывает всегда, когда мы встречаемся им в таком составе, они, бросив все дела, побежали нам навстречу. Девочка-подросток открыла перед нами тяжёлую внешнюю дверь, мальчик помладше распахнул внутреннюю (двери стеклянные, разумеется), а самый мелкий дотянулся до кнопки лифта, чтобы мы не утруждались его вызовом. Да, подумал я, ну разве это детство? Все стёкла целы и ни одной рогатки. А меня ведь в школе били на каждой перемене. Как же они здесь без всего этого? Несчастные цивилизованные люди.