понедельник, 19 марта 2018 г.

По поводу закупок у “Аверса”

– Да, входите, я сейчас. – Секретарь неопределённо махнул рукой, не отрываясь от бумаг.
– У вас не так много времени, как вы думаете. – Посетитель сделал шаг к столу и поправил белую бурку, небрежно накинутую на широкие плечи.
– А вы, собственно, по какому вопросу? – Секретарь отложил бумаги и дал себе труд вглядеться в пришельца. Перед ним предстал немолодой, но всё ещё черноволосый еврей, с пронзительным взглядом зелёных глубоко посаженных глаз. Секретарю вдруг подумалось, что бурка не накинута на его плечи, а, скорее, как бы надвинута, и в этой надвинутости читается тихое насилие, которое та ежесекундно совершает над своим носителем.
– А зачем вам бурка? – Спросил он растерянно, чтобы спросить хоть что-нибудь.
– А зачем вам ответ? – Парировал пришелец.
– Ладно, – нашёлся секретарь, – вы по какому вопросу?
– Я, – хозяин бурки огляделся, едва заметным взмахом руки подозвал к себе стул и легко присел на него, – я по вопросу испепеления. 
– Из пепе… чего?
– Испепеления.
– Так это вам, – секретарь сглотнул и натужно улыбнулся, показывая, что шутит, – это вам к Пепелищеву на четвёртый этаж. 
– Я так и думал.
– Вы знакомы с Пепелищевым? – Секретарь почувствовал, как вдруг начали вздуваться вены на ногах. 
– Нет. Просто я предполагал, что вы не воспримете меня всерьёз. Что и оказалось. 
– А вы, собственно, кто? – Придавая голосу натянутую уверенность, спросил Сергей, сразу как-то вспомнив, что у него самого есть его собственное имя. 
– Я Демиург. – Ответил Демиург, и закурил. 
– У нас не курят. – Вяло сообщил секретарь Сергей и указал на соответствующий настенный знак.
– Даже у Пепелищева? – Демиург, как показалось Сергею, хмыкнул.
– Даже у него. – Сергей сглотнул. – Правила, знаете ли...
– Я не хмыкал. – хмыкнул Демиург. – А теперь, напротив, хмыкнул. Видите разницу?
– Вы читаете мысли? – Сергей тоже закурил, несколько раз нервно щёлкнув зажигалкой. 
– Настоящие мысли прочесть никому не дано, молодой человек. Даже их обладателю. – Демиург длинно затянулся. – А то, что вы называете мыслями, нужно не читать, а жечь в печи. Поэтому, кстати, я здесь. Вот, – Демиург сотворил из воздуха лист бумаги, исписанный красивой восточной вязью, – ознакомьтесь, подпишите. 
– Но, – начал было Сергей, никогда не знавший фарси, как вдруг понял, что это действительно фарси, и смысл послания ему уже открылся, – но я не могу этого подписать. Это же…
– Что? – Демиург устало вздохнул. – Это же что? 
– Это же приговор. Добровольное сожжение… причём многократное... 
– Да, и что? 
– Нет, ну как же! – Сергей хотел объяснить, что так не делается, когда вдруг понял, что объяснения не требуются. Слова ничего здесь не значили, как они уже давно не значили ничего и в других местах. Всё было решено, и всё было уже сделано. Причём, многократно. От него требовалась лишь подпись, которая, впрочем, уже стояла на положенном ей месте.
– Вот и славно. – Демиург поднялся, пряча бумагу обратно в небытие. – Вы оказались не так непроходимо… впрочем, оставим это. – Он очутился у двери кабинета прежде, чем Сергей успел моргнуть.
– Зачем? – Сергей, который был похож (особенно в этот момент) на Данилу Козловсокго, попытался говорить громче, но добился от себя лишь хриплого шёпота. – Зачем вы приходили?
– Формальность. – Коротко ответил Демиург, прикрыл за собой дверь и неспешно, но очень быстро двинулся по коридору в сторону лестнично-лифтового холла, хорошо видимый сквозь стеклянную стену кабинета. 
– Вот фигня ага? – Лёня Дрищ появился как всегда неожиданно и не к месту. Он приоткрыл дверь и протиснул своё болезненно худое плоское тело в комнату. – Стрёмный мужик да?
– Тебе чего надо, Дрищ? – Сергей постепенно приходил в себя, возвращая привычное самообладание и слегка надменную манеру.
– Ты эту невиданную бурку видел? – Лёня умел чувствовать обстановку, только когда его начинали насильно выпихивать из помещения, и поэтому не обратил совершенно никакого внимания на встречный тон. – Девчонки умудрились заглянуть под неё, когда этот мужик наливал воду из кулера. У него там крылья. Прикинь.
– Вообще-то, это очевидно. – Лёня устало откинулся в кресле и прикрыл глаза. Сигарета в опущенной руке должна была вот-вот обжечь пальцы, но Сергея это почему-то не волновало. 
– А зачем он к тебе приходил? – Лёня присел на краешек стула, как бы намекая, что в любой момент может сорваться с места, если что не так, и его снова захотят выпихнуть.
– Ошибся этажом.
– А куда он хотел?
– К Пепелищеву. 
– К Пепелищеву?
– К Пепелищеву. 
– Ага. – Лёня, казалось, утвердился в какой-то давно тяготившей его мысли. – Это значит, по вопросу закупок у Аверса. Так я и знал. Пиздец нам всем, вот что я тебе скажу. 
– Да, нам всем пиздец. – Спокойно подтвердил Сергей, и привычно подумал, что Дрищ, по ходу, вообще никогда и ничего не понимает. И не поймёт. 

воскресенье, 4 марта 2018 г.

У поворота на восточную аллею.

– Слушай, передай мне, пожалуйста…
– Что?
– Ну, как её, чёрт. Ну, вон она лежит.
– Эта?
– Да. Давай.
– Держи.
– Да нет же, не это!
– Ты же сказал, её.
– Да не её, а вон её!
– Эту что ли?
– Её самую. Давай.
– На.
– Ты издеваешься?
– В смысле?
– В прямом.
– Мне так и держать, или ты её возьмёшь?
– Да нафига она мне? Я говорю, вон ту подай!
– Вот хрен. Да какую?
– Чёрт бы тебя подрал! Вон ту!
– Побрал.
– Что?
– Нужно говорить побрал, а не подрал.
– Ты о чём вообще?
– Ты сказал, чёрт бы тебя подрал, на держи, а нужно…
– Твою мать! Ты можешь смотреть, куда я показываю?
– Я и смотрю.
– Ты на меня смотришь, а нужно следить за рукой! Вон ту красную подай!
– Эту?
– Не беси меня. Там одна красная.
– Так и знал.
– Что ты знал?
– Что настанет момент, когда мне придётся тебе всё рассказать.
– О чём?
– Я спал с твоей женой.
– Что???
– Ничего. Я пошутил. Я дальтоник.  
– Ты дебил.
– Что?
– Ничего. Подай мне уже, наконец, то, что я тебя прошу.
– Я тебе уже всё подал. Здесь больше ничего нет.
– Как нет?
– А вот так нет. Сам посмотри.
– И правда нет. А куда же всё делось?
– А кто же его знает?
– Да, дела…
– Слушай, можешь мне почесать вот тут. Я не дотягиваюсь.
– Здесь?
– Нет. Выше!
– Здесь?
– Ты что, дурак? Я же сказал выше!
– Здесь?
– Так, я всё понял. Я спать.
– Спокойной ночи.
– Сейчас день.
– Ну и что?
– Ну и ничего.
– Вот именно.
– А ты всегда хочешь, чтобы твоё слово было последним.
– Все мы люди, все мы…
– А я…
– Может, нужно было…


(слышится скрежет закрываемой двери, скрип половиц, голоса постепенно затихают,
вдали фальцетом лает собака, доносится детский смех и глухой стук дятла,
что в последнее время облюбовал старый вяз у поворота на восточную аллею).