понедельник, 22 января 2018 г.

ЗАПОВЕДНИК



С Довлатовым всегда так. Отождествление с автопортретом настолько полное, что сочувствуешь уже не ему, а себе, но всё же, как бы ему. Возникает удивительно свободное чувство – себя, наконец-то, можно пожалеть, а стыда за это нет. На публике. И никто не упрекнёт. И не надо быть пьющим писателем, чтобы такое отождествление произошло. Впрочем, пьющему писателю деваться совсем уже некуда. Разорвёт на фантики.
Вышел из театра. Давали “Заповедник”. Про спектакль ничего говорить не буду. Средний. А вот иду, и знакомый шипастый комок собирается под мозжечком. Я ведь так когда-то и познакомился с его текстами. Сидел в общаге, читал “Зону”, с трудом разбирая буквы, и ронял крупные неожиданные слёзы на тонкую серую бумагу, с каким-то дешёвым одолжением впитавшую его немудрёные строчки.
“Гражданин второсортной эпохи, гордо
Признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли, и дням грядущим
я дарю их, как опыт борьбы с удушьем”...
Это написал известно кто. Человек, сошедший с того же судна, обременённый теми же, в общем-то, скорбными обстоятельствами. Борьба с удушьем. Второсортная эпоха. Дни грядущие. Что изменилось? Ну, разве что эпоха сделалась третьесортной. Всего делов. А как быть.
Вот идёт по Москве человек в чёрном китайском пуховике. Ему тридцать семь с половиной годиков, он глотает слёзы. Кого ему жаль? Что случилось? Кто виноват? Нет, ничего такого. Просто он вышел из театра, где ему показывали “Заповедник”. Боролись с удушьем средствами художественной выразительности.
Когда писателя не публикуют – это личная трагедия. Когда писатель ничего не пишет – это беда для всего Средиземья. Но сегодня писателю как бы даже и хорошо. Сегодня он может пожалеть себя, и никто не заметит. Никто не скажет, мол, для того, чтобы писать, нужно не ныть, а садится и писать. После работы, по ночам? Да хотя бы и по ночам. Нет, никто не скажет этого. И вообще, сегодня никто не скажет больше ни одной глупости.