вторник, 18 сентября 2012 г.

ДЕКАБРИСТЫ. 6. допрос.

Глава шестая. Допрос.

Профессия мента скотская. Это все знают. И общение с уголовниками – в ней не самое мерзкое. Всё-таки, когда перед тобой убийца, вор или, скажем, растлитель, твоя совесть остаётся относительно безмолвной, даже если ты избиваешь негодяя ногами, подталкивая его таким образом к чистосердечному признанию. Тоже не по человечески, согласен, но всё таки… Есть ещё проституция, бытовуха, наркотики и так далее… Есть ещё взятки, круговая порука, отчётность, хроническая нищета самих ментов, наконец. Но всё-таки самое постыдное в работе полицейского, это необходимость выполнить приказ начальства держать под стражей заведомо невиновных людей. Подделать протоколы, надавить, расколоть, выбить «правильные» показания.

Забегая вперёд скажу, что мы просидели в КПЗ в общей сложности двое суток. До суда. Удивительно, как за эти сорок восемь часов изменилось к нам отношение сотрудников отделения. От профессионального хамства и пренебрежения, до сочувствия и даже уважения. Мы не оправдывались, не просили пощады или хотя бы понимания (Котов исключение). Мы ничего не просили. Порой даже требовали. Но в основном, мы просто общались. Иногда, слушая наши разговоры, менты подходили к нам и искренне интересовались, как всё было на самом деле?

– То есть вы вообще не сопротивлялись? – Спрашивал меня в неофициальной обстановке интеллигентного вида полицейский в очках.

– Нет, – отвечаю, – а зачем? Дубинкой по голове получить?

– Прикинь, Серёга, – обернулся он к напарнику, – мы бы вот так с тобой шли по гражданке и нас бы приняли ни за что.

– Да ладно, – говорю, – сунули бы ксиву и делов.

– Не-ет, – отвечает мне напарник Серёга, – ты плохо понимаешь, что происходит. Нас бы не просто из органов попёрли, а сидели бы мы сейчас с тобой в одной камере.

Но сначала был допрос. Утро началось с переклички. Удивительно, но за ночь никто не сбежал.

– Могилевский!

– Здесь.

– Бушма!

– Здесь.

– Котов!

– Здесь.

– Зальц… зальс…

– Здесь!

– Ну, вот и славно. Давайте все на выход.

Нас снова отконвоировали в «Класс-Группу». Радист, похожий с утра на того же Челентано, но в роли Бинго-Бонго, проинструктировал нас, глядя поверх голов в пустоту:

– Ничего не говорите и не подписывайте! Волки дело шьют. Я этих блядей знаю.

Ни у кого из нас, почему-то, не возникло и тени сомнения, что Радист имеет серьёзный опыт контактов с органами правопорядка. Он вообще вёл себя с сотрудниками ОВД довольно своеобразно. Например, когда мы стали замерзать ночью в обезьяннике, Радист крикнул проходящему мимо толстому усатому дежурному:

– Слышь, кабан! А потеплее нельзя? Тут же просто мороз!

– Нельзя. – Спокойно ответил дежурный. – Говорю же, окно разбито. Что я его чинить должен?

– Ну, ты ж кабан! Мог бы и починить!

– А мне, – ухмыльнулся дежурный, - не холодно. Я ж кабан – сто двадцать кило сала вперемежку с дерьмом.

Короче, Радист общался с ними на одном языке.

В «Класс-Группе» (вот ведь название!) нас ждали следователи. Их было, по-моему, человек пять-шесть. Немного угрюмые, опрятные, поначалу даже вежливые. Нас рассадили за парты – по одному на каждого следователя. Ни разу в жизни меня не допрашивали, как подозреваемого. Всё, что я знал об этой процедуре, было почерпнуто мной из фильмов. В общем, я попал в кино.

– Так. Черников Артём Витальевич. – Зачитывал дело молодой и грустный следователь. – Архитектор. Преподаватель. Неподчинение сотруднику полиции…

– Что? – Спрашиваю. – Кому неподчинение?

Следователь посмотрел на меня удивлённо:

– Вы знаете, в чём вас обвиняют?

– Нет, – говорю, – мне ничего не сказали! Продержали одиннадцать часов в камере и ничего не объяснили. Это, между прочим, серьёзное нарушение закона!

– Вас обвиняют по статье девятнадцать точка три пункт один кодекса РФ об административных правонарушениях: «Неповиновение законному распоряжению или требованию сотрудника полиции». Вот подпишите, пожалуйста, протокол.

– Не буду я ничего подписывать! – Возмутился я. – Я не нарушал закон. И не оказывал неповиновения.

– Так! – Неожиданно прокричал следователь. – Так у нас игра не пойдёт!

– Для вас – говорю – это может быть и игра, а я закон не нарушал.

– То есть не будете подписывать? – Спросил он спокойно.

– Нет. Всё было не так, как записано в протоколе. Я могу рассказать о случившемся письменно.

– Хорошо, – ответил следователь и поднялся, – ждите здесь.

Он вышел из комнаты, а я остался ждать.

Если бы я был в помещении один, возможно, испугался бы. Куда он пошёл? Сколько мне ждать? И, главное, чего? Но я был не один. Вокруг меня шёл массовый допрос. Я прислушался.

– Вы виновны в нарушении общественного порядка! – Почти кричал пожилой полицейский на Артёма Азарова.

– Нет. Не виновен.

– Вы мешали проезду автомобильного транспорта и проходу пешеходов? Мешали! Вам было приказано освободить проезжую часть? Было! А вы говорите, не виновен! Так дела не делаются.

– Вот мне интересно, – говорил Артём, – а как я мог мешать проходу пешеходов, стоя на проезжей части? И наоборот, как я…

– Разговоры! – Крикнул пожилой мент. – Подписывай признание!

– Не буду я ничего подписывать, чего вы разорались на меня?

– Ректору твоему сообщим. – Уже спокойно продолжал следователь. – В деканат. Отчислят тебя в три секунды!

– Вот удивительно, – отвечал Артём, – значит, если я признаюсь, что нарушил общественный порядок, то меня оставят в покое, а если скажу, что являюсь законопослушным гражданином, то отчислят в три секунды…

За другой партой шёл примерно такой диалог:

– Признайте вину и всё. Это несложно. Ведь вы же школьный учитель. Должны понимать.

– Я понимаю только то, что здесь творится беззаконие.

– Вас с работы могут уволить. Это вы понимаете?

– К сожалению, вы опоздали. Только что пришло sms, что меня уже уволили…

Кто-то из следователей зачитывал вслух протокол о задержании:

– «…После чего, я, находясь в двух метрах от впоследствии задержанного такого-то, многократно повторил законное требование освободить тротуар, используя мегафон…»

– Ничего такого я не слышал.

– Вам в мегафон кричали, а вы не слышали?

– Ну, видимо я был слишком далеко.

– Здесь написано, в двух метрах.

– Тогда не понимаю, зачем ему на таком расстоянии мегафон-то понадобился?

Я огляделся. В дальнем углу допрашивали Илью. Он был серьёзен и явно зол. Мне было интересно, как ведёт себя Радист, но его в помещении снова не оказалось. Наверное, опять решил поговорить по неработающему телефону. Появился мой цербер. Он сел напротив, достал несколько чистых листов бумаги и сказал:

– Рассказывайте, как всё было. Начальство разрешило вам дать письменные объяснения.

– Что же, – говорю, – дай бог здоровья вашему начальству.

Полицейский улыбнулся, и стал записывать. Удивительно, но он не задавал никаких каверзных вопросов, а, напротив, достоверно и даже с каким-то чрезмерным усердием составил вполне корректный документ. Похоже, я ему понравился. А может быть просто честный мент попался… в конце-то концов, должны же были и таких послать на Землю.

10 комментариев:

  1. И, все-таки, надо было15-го на митинг сходить, такие тексты хорошие после лицезрения людей в форме- на близком расстоянии -получаются...

    ОтветитьУдалить
  2. Хотел бы я понять, для чего ещё, кроме возможного случайного задержания и получения опыта общения со следователями, ходить теперь на все эти мероприятия. Хотя шаснов мало. Никому в милиции нынешние бессмысленные протестанты не нужны. Артём с ребятами тогда по поводу конкретному ходили, всё-таки сразу, по горячим следам - за это и получили...

    Почему-то, когда т.н. Госдума принимала людоедские поправки к Закону о митингах, перед зданием собралось всего-навсего человек пятьдесят. Когда выносили наглый и даже провокационный приговор за пение в ХХС, перед зданием суда собралось человек двести. И ни в одном, ни в другом случае на следующий день люди тоже не вышли на улицы, не устроили марш несогласных. Тогда, когда были эмоции и был прикладной смысл, который легко объяснить себе и другим. Скотский, бессмысленный народ в Москве, ничем не лучше, чем в Беларуси, и чуть лучше, чем в Северной Корее.

    Скоро Собянин сам будет выступать инициатором и организатором Маршей миллионов... Вместо первомайской демонстрации чтоб. Людям, как выясняется, по большому счёту похуй, куда и когда ходить. Лишь бы в выходной.

    ОтветитьУдалить
  3. Согласен. Всё это очень печально.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. ulshin и Артем. Вы правы и не правы. Не увидев немедленного результата и разочаровавшись, вы сделали вывод, что все напрасно. Я асолютно согласна с вами в оценке народа, московского и немосковского, я удивлена, как и вы, той покорности и безразличию, с которыми позволил этот народ принять драконовские средневековые законы , а суд над ПР- это издевательство не только над Конституцией и здравым смыслом, но и над современным образованным сообществом.Но ведь кто-то должен не опускать руки, не позволить опять вовлечь себя в спячку- любимую российскую забаву, когда при малейшем препятствии прекращается всякое движение под лозунгом"Нет, в этой стране никогда ничего не получится" Ребята, но если не вы и не такие, как вы, тогда что?

      Удалить
    2. столько слов! все еще на баррикадах, осмелюсь спросить?!

      Удалить
    3. На Баррикадной, Вы имели в виду?

      Удалить
  4. Я делаю, что могу. Я пишу и строю. И делаю я это опираясь на принципы, во многом противоречащие сложившейся системе. Политика -- не для меня. На своем месте каждый должен делать свою работу без подхалимажа и взяток. Т.е. честно. Эволюция долгий процесс и начинается он не на площадях и проспектах, а на рабочем месте. И потом, Саша говорил о другом. Он говорил, что бороться за справедливость все готовы лишь по воскресеньям, слушая брызжущих слюной Навального и Немцова, в чем, в итоге, лишь и заключается подобная борьба. А когда это действительно нужно, когда правда нужно выйти и протестовать, то оказывается, что это никому не интересно. Потому что понедельник.

    ОтветитьУдалить
  5. Никто не опускает рук, - я, по крайней мере. Возможно, потому что не пишу и не строю.

    Вовсе не всё напрасно. Я легко, в конфиденциальной беседе (чтоб не дать повода Э-шникам вызвать меня на беседу), перечислю десяток акций прямого действия, в которых я, несмотря на карьеру и семью, взялся бы поучаствовать. В чём-то, что не напрасно, потому что будет способствовать преодолению инерции. А вялое хождение в разрешённый день по разрешённому маршруту - это уже давно утверждение инерции, унижающее, к тому же, моё достоинство.

    ОтветитьУдалить
  6. Артем, то, что Саша сказал, я поняла, так же, как Вы. То, что надо честно работать на своем месте- это истина.То, что многие умные и порядочные люди не хотели бы иметь никакого отношения к политике- это так. К сожалению, никакой эволюцией у нас в стране и не пахнет, мысль о том, что снизу, на "рабочем месте" можно что-то сделать, не нова, но -иллюзия. Все благие намерения , честность , принципиальность, трудолюбие, изобретательность упираются в отсутствие или неработающие законы, в полное безразличие ответственных "товарищей", в превалирование "занести" и "продвинуть при помощи нужного человечка". Это потолок. Изменить это можно только политическими мерами. Для этого необходимо быть реальным политиком. Пытаться выиграть низовые выборы? Да, надо пытаться. Но есть милый фильтрационный закон. Есть круговая порука нынешних властных структур и полное равнодушие населения, которое даже по субботам и воскресеньям не хочет выходить. Не хочется слушать Навального? Немцова? Кто мешает выходить самим? Вам же есть, что сказать. А если есть, то надо говорить и ходить. Не ради Немцова, а ради себя и своих друзей. (Кстати, о Немцове . Я знаю о нем с момента выдвижения в губернаторы НН и отношусь к нему с уважением. Это мое мнение, не навязываю) Артем, Вы все это сами прекрасно знаете. Ничего не будет без участия многих в политике и без выходов на проспекты, как бы нам это не нравилось. ( Для примера. Ничего не произошло в здавоохранении РФ хорошего, а только все больше плохого, а ведь многие пытались что-то сделать, я, со своей стороны, приложила максимум старания - 16 лет предпринимательской врачебной деятельности без помощи государства и без единой!!!взятки. Об архитектуре Вы сам в курсе)Ну и т.д.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Ну, может быть дело в том, что я не верю в Россию. Ну, вот не верю и всё. Моя жизнь слишком коротка, а жизнь некоторых людей, напротив, сильно затянулась. Но я не умею продлить свою и не могу сократить чужую. Всё, что я могу -- это просто жить. Правда, и относительно этого у меня имеются известные сомнения.

      Удалить