Норенская

Меня тут спрашивали за поэзию. Дескать, Трип был, Бродский был, Норенская была, а поэзии, мол, шиш да маненько. Так вот нет. Не шиш.


Словом то, что написано ниже – это письмо Смирновой Лиде, которая и порекомендовала мне выбрать Норенскую первой точкой нашего путешествия. Надеюсь, Лида, что когда-нибудь ты перестанешь, наконец, кормить грудью и отправишься с нами.




Вокруг меня болото. Точно
всё так, как было при Вожде:
легко медведя встретить очно
и страшно выйти по нужде.
Но нам осталось десять ли, да
мы на месте. Здравствуй, Лида.

Твои, признаюсь не тая,
советы (лучше – предложенья)
мне траекторию движенья
в пространстве задали. И я
приехал в Норенскую где
висит табличка на гвозде.

Что видит здесь нормальный Russian –
проезжий или же прохожий?
Дорога есть, асфальт хороший,
И дом стоит – давно не крашен.
«Кто это съехал, всё забросив?»
«Поэт, написано, – Иосиф».

Родился – умер. Чин по чину.
Сюда сослали в шестьдесят
четвёртом. По чьему почину?
Был тунеядец, говорят.
«Колян, меня у дома сфоткай!»
«А Катька где?» – «Пошла за водкой».

Здесь тихо. Сажень и аршин
пространство искажают. Слуха
звук проезжающих машин
едва касается, и муха
ладоней пролетая меж
жужжит, пикируя на плешь.

Забиты окна, кровля "села",
крыльцо – бесформенный сугроб.
И дом, не содержащий тела,
пустой напоминает гроб.
И кажется, обитель эта
Подходит призраку поэта.

Но нет его. Осталась ложь
про дом, в котором он не жил, –
когда так долго не живёшь,
не стоит удивляться лжи.
А там где жил, теперь крапива
и две бутылки из-под пива.

Да всё меняется, наверно –
проходит будто с яблонь дым.
Но вот черёмуха за вербой
растёт, посаженная Им»,
и я стихи, неточно пусть,
Его читаю наизусть.

Мы уезжаем. Знаешь, Лидди,
Его здесь нет, но есть тоска,
куска фанеры синей в виде
мемориальная доска,
да молится отец Ерима,
всегда, когда проходит мимо.