Тень победы.

Седьмое мая две тысячи одиннадцатого года. До шестьдесят шестого дня победы оставалось двое суток. На площади перед торговым центром «Семёновский» было непривычно пусто и неприлично шумно. Начинался Концерт. 

В тенёчке вперемежку с господами полицейскими скучали товарищи милиционеры, на лавочках опохмелялись бледные прозрачные мужички, а рядом с огромным холодным ещё мангалом мирно дремал пожилой шашлычник-тамада-баянист. На установленной в сжатые, как водится, сроки сцене стояли двое. Он и, разумеется, – она. Звуковые волны, рождаемые то его, то её гортанью, преобразовывались в электромагнитные колебания, которые, победоносно вырываясь на простор сквозь сетчатые раструбы огромных колонок, снова становились звуком, сотрясавшим окрестность: «Этот день Победы порохом пропах…»

Мы с братом сидели на лавочке и пили пиво, непатриотично закусывая иностранной камбалой. «Это праздник с сединою на висках…» – гремела музыка. «Это радость со слезами на глазах…» – вторило эхо. Светило солнышко, испуганные голуби перебегали дорогу в неположенных местах, пролетел БМВ с георгиевской ленточкой и слоганом «На Берлин!», хорошо просматривалась пустынная площадь. Дул пыльный ветерок, и кустик перекати-поле бесшумно пересёк мощёный плац. «День Победы, День Победы, Де-ень Побе-еды…».

Неожиданно на Госпитальной набережной взорвался салют. Товарищи полицейские стали синхронно воровато оглядываться. Шашлычник протёр глаза. «…Но нам нужна одна победа…» Где-то за моей спиной под торжественный грохот синтезированного оркестра юноша уговаривал девушку: «Слышь, Настя, блядь, пошли отсюда нахуй, а?».

Рядом с нами остановился японский автомобиль Субару Импреза. На его борту красовались пять звёзд и надпись «Ил-2». Я огляделся по сторонам, но никто, кажется, не высказывался против этого паноптикума. Я подождал ещё немного, и моё ожидание было вознаграждено, – из авто вышла дама. Вся в белом. Жаркая штучка. Бог, как творец, мог бы ей гордиться. «Одна на всех, мы за ценой не постоим…» – гремело повсюду. Мы с братом, более не откладывая, заговорили о достоинствах женских ножек. Мнения разошлись. Выяснилось, что я обращаю внимание на то, что расположено ниже колен, а брат – наоборот. Что же, это даже хорошо – между братьями не должно быть конкуренции! 

В общем, был тёплый весенний денёк. Туда-сюда прогуливались симпатичные горожанки; нашей родине толком никто не угрожал; царь, по обыкновению, был велик и светел; революции, как прошлая, так и предстоящая, были далеко; и будущее вынужденно, а стало быть неизбежно, рисовалось радужным и желанным. Постепенно хмель проник даже в наши кости, и мы вдруг почувствовали, что праздник назло обстоятельствам удался!

«Нас ждёт огонь смертельный…» – весело затянул дуэт – «и всё ж бессилен он…» Со сцены было хорошо видно, как мы поднялись и, слегка пошатываясь, побрели в сторону кинотеатра с неброским на первый взгляд именем – Родина. «Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный…» – наши фигуры удалялись и постепенно таяли в мутном весеннем воздухе насыщенном ароматами свежей зелени и хачапури по-аджарски. «Десятый наш, десантный батальон, десятый наш, десантный батальон…». Мы уходили, а романтический дуэт на одинокой сцене, подобно прущему с голыми руками на танк бойцу, уже осознав всю безнадёжность своего положения, продолжал: «All together… Нас ждёт огонь смертельный и всё ж бессилен он…».