Квартирный невопрос ваще.

На фото я. Лично.

Первые двенадцать лет своей единственной и едва ли повторимой жизни я потратил на то, чтобы прийти к выводу о необходимости иметь собственное жильё. И тогда я украл доски. И гвозди. Совсем немного – так чтобы просто посмотреть, что будет. Получился домик на дереве и рассерженный дед. Это были его доски. И гвозди. Такая вот нехитрая алхимия.

Досок было мало, а гвоздей намного больше. Поэтому домик, после окончания строительства, напоминал какого-то троянского ежа.  Из него во все стороны торчали стальные шипы, а внутри сидели люди. Это были я с друзьями, и мы играли в карты. Нам было хорошо. Плохо было только пугливым воронам, –  им пришлось искать себе другое дерево.

Потом, спустя годы, у меня появилась комната в общежитии. То есть не комната, конечно, а верхняя часть койки – полка, как в поезде. Здесь уже обошлось без гвоздей, хотя определённое напряжение всё равно сохранилось – там внизу под дымными облаками на уровне нижних полок жили калмыки. В свободное от учёбы время, а оно у них было, калмыки курили гашиш, занимались сексом с дебелыми девками и воровали CD-плейеры у посетителей столичных рынков. Так друзья степей потихоньку завоёбывали Москву. Но я был счастлив. У меня появился свой дом. Ненадолго, правда.

Поверхность, на которой я спал, находилась так близко к потолку, что с утра я чаще всего просыпался от удара головой о железобетонную балку, при попытке взглянуть на часы. Дом, милый дом. От калмыков я, с согласия коменданта, сбежал к человеку, называвшему себя Ёган, и сразу стало ещё лучше. Калмыки, видимо, не простили мне измены и выбили нашу с Ёганом дверь своими смуглыми безволосыми закованными в броню ногами, подкрепляя это действие уверениями, что они хотят просто поговорить. В итоге, говорили мы через шкаф, которым пришлось на время загородить дверной проём.

После этого меня переселили в новую комнату, и я стал жить с Никульшиным. Это было почти счастьем, если бы не наш сосед по блоку – Славик с Владика (на русский это можно перевести как – Вячеслав из Владикавказа). Он был помешан на чистоте помещений, ног и чужих помыслов. У нас с ним были общий туалет и ванна. Он просил нас пИсать сидя, чтобы не брызгать, и чтобы блять никакого врот суки шума. С шумом мы худо-бедно пару раз справились, а вот насчёт второго условия, – мы так и не поняли, как сам Славик, при его-то габаритах, без посторонней помощи садится на раковину. Потом он привёз из Владика свою затюканную жену с такой низкой самооценкой, что даже худосочные общажные мыши в первый же день стали её презирать и съели, надо думать, весь запасённый Славиком стиральный порошок и мыло.

Когда мне вручили диплом архитектора и выгнали из общежития, я стал жить в офисе. Это было удобно, но не очень. В течение двух месяцев мы с братом ночевали под столом на мягком надувном матрасе. К утру матрас выдыхал весь воздух, и мы просыпались, с достаточно твёрдым намерением найти себе другое жильё. Плюс ко всему, жить на работе – это всё равно, что пѝсать сидя. С одной стороны – вполне рационально, а с другой – хочется всё-таки чувствовать себя человеком. Мужчиной, наконец.

Мы сняли квартиру. Это было непросто, но мы-таки достали. Двухкомнатная халупа находилась на первом этаже хрущёвки в ста четырёх шагах от дверей вагона  метро станции Пионерская. Каждый день в пять-тридцать утра к открытому всем ветрам перрону аккуратно подходил первый состав. «Осторожно, двери закрываются» – произносил какой-то мужчина, таким образом как бы дёргая за кольцо некоего парашюта, с которым мне снова предстояло десантироваться в реальность, – «Следующая станция Филёвский Парк».

Довольно часто я просыпался ночью уверенный, что мою комнату выбрали местом сведения счётов какие-то гопники. Кто-то кого-то жёстко строил, а я никак не мог понять кто и кого.  В панике я начинал оглядываться по сторонам, нащупывая под подушкой рукоять пистолета, пока не вспоминал, где я нахожусь и что из себя на самом деле представляю. В конце концов, очередная разборка под моим окном неизбежно переваливала через эндшпиль, и я снова засыпал под успокаивающее журчание молодецких струй. У аборигенов было не принято делать это сидя.

В нашей квартире имелся мягкий пол. Его плотность и упругость были таковы, что хождение по нему воспринималось как библейское чудо. По этому полу можно было передвигаться вплавь.  На ладьях и каноэ, например. Всё дело было в той сырой тёплой трухе, которая заменяла линолеуму привычные доски и фанеру. Я знаю – Никита Хрущёв не желал нам зла лично, но о гидроизоляции подвалов следовало бы подумать сразу. Ещё до начала строительства.  

Прошло шесть лет, и нам свезло. Мы были так ослеплены своим мещанским счастьем, что забыли про сущность и глубокий мистический смысл самого феномена везения. А везение, как известно, легко оборачивается крайними неудобствами, когда неизбежно соприкасается с приставкой «не». Короче, нам от одного близкого родственника перепала неплохая московская жилплощадь. Ленинский проспект, дом девяносто три, корпус три, квартира сто семьдесят один – две комнаты и столовая. Приходите, и располагайтесь. Правда, здесь уже завтра другим за вами жить-поживать. Они давно занимали, – мы просто как-то забыли предупредить, когда вы въезжали. Но это ведь ничего, правда? Вам же всё равно есть куда пойти... погреться?

С тех пор как Небытие всосало в себя тот первый домик на дереве, а потом и моего любимого деда, прошло много лет. Теперь любые пиломатериалы продаются совершенно свободно, да и гвозди больше не дефицит. Я, в конце-то концов, архитектор, преподаватель, неплохо готовлю, и никто больше не настаивает, чтобы я пИсал сидя. Короче, как-нибудь выкрутимся. И потом, если помните, с нами Иванов, а это кое-что да значит!

"Р" Дни Сурка в Москве.

Несмотря на то, что в году всего триста шестьдесят пять дней (плюс-минус), в городе Панксатони (штат Пенсильвания) знают, что Дней Сурка гораздо больше. Про это даже один раз сняли фильм – пособие для тех, кто хочет раз и навсегда стать провинциалом с красивой женщиной. Но нам до Панксатони далеко. В Москве Дней Сурка оказалось всего три, причём два из них выпали на понедельник, а один перенесли из-за праздников.

Сурков, как выяснилось, в столице много. Сначала возникла мысль съездить в подмосковный Зверосовхоз, где их выращивают на шубки. Но нам был нужен холёный предсказатель погоды, а не заключённый концентрационного лагеря. Такому доверия нет. Он, если надо, не только тень свою увидит, но и мать родную сдаст. Нет, искать нужно было в другом месте.

Сурок по имени Фил в Москве живёт, но его хозяйка Анна Кирилова не оставила  в интернете номер своего телефона. Верх эгоизма – иметь при себе столь мощный метеорологический инструмент, и пользоваться им в одну пачку. Правда, подобного предсказателя может позволить себе каждый. Стоит зверь около шести с половиной тысяч наших низкоэнтропийных углеводородных рублей.

В итоге, единственным верным, на наш взгляд, решением оказалось посещение Государственного Дарвиновского Музея, где хранится скелет пращура всех сурков. Во-первых, скелеты не врут (впрочем, они не делают вообще ничего), а во-вторых я обещал освещать события скорее изнутри, нежели снаружи.  Так что, приступим.

Дарвин – мужик! Без вопросов. У него был огромный дубовый стол и лампа с зелёным абажуром. Как у Ленина, только поновее. Ещё, если судить по экспозиции, в его кабинете висел его же собственный портрет в тяжёлой резной раме. К суркам Чарльз относился с почтением и включил-таки их в эволюционную последовательность, о чём свидетельствуют сами сурки, павшие жертвами серийного таксидермиста. Эти чучела не видят своих теней – свет в музее рассеянный.

Фотографии Саши Коптеловой

Скелет древнего сурка (если вы понимаете, о чём я) поражает воображение и дурно влияет на психику. К сожалению, закончив труд о происхождении видов, Дарвин так и не объяснил, почему сурки стали так милы и послушны. Предок Фила явно был рождён не для предсказаний погоды. Единственное, что он мог бы предсказать любому человеку – это скорую и неизбежно мучительную смерть. В общем, мы ни о чём его не спросили. Тем более, говорят, что это скелет совсем другого животного. Даже двух. Врут.

В музее, помимо прочего, имеются бюсты различных полулюдей. Кроманьонцев там, австралопитеков и так далее. Считается, что именно среди них жил тот, кто догадался ежегодно будить сурков, чтобы спрашивать про тень и определять, таким образом, продолжительность зимы. Талантливый скульптор схватил самую суть натуры каждого из них. Грубые лица печальны и мудры. Прикованные цепью эволюции к своим шалашам и пещерам, эти товарищи с развитыми надбровными дугами, похоже, многое знали о будущем, которое, как известно, уже наступило. Во взгляде австралопитека скорбь о бесследном исчезновении его вида, а кроманьонец готов пофилософствовать о судьбе родной стоянки, через которую должен в итоге пройти трубопровод. Говорят, директор музея – его потомок.

Под транспарантом «Среда обитания современного человека» замыкает шествие типичный пелевинский Homo Zapiens с каким-то неопрятным зверем на коленях. Подобно герою Билла Мюррея, он вынужден проживать один и тот же дрянной день снова и снова. Мало того, – в угоду публике какие-то звери повернули его пластмассовое тело в сторону от телевизора. Видите на полочке бутылки с различными гидроксильными составами? Да, мужчина пьёт. И курит «Кент». Его отёчное лицо сильно отличается от лиц доисторических предков. В нём уже нет первобытной страстности и чистоты, зато оно выражает явное знание о скором и, похоже, долгожданном апокалипсисе. Автор экспозиции хотел, видимо, вызвать у посетителей жалость к самим себе, ловко используя встроенный в каждый человеческий мозг алгоритм отождествления. Короче, на этой холостяцкой кухне эволюция вида Homo заканчивается. Но потихоньку вернёмся к погоде.

(Читать тихо, голосом Татьяны Митковой) Сегодня второе февраля две тысячи одиннадцатого года. Галактика Млечный Путь. Зима. Облачно. Пробудившиеся ото сна сурки, барсуки и ежи не видят своих теней. Они выползают из норок и под тихое пение отправляются на поиски весны. Говорят, – они знают, где искать. Не будем им мешать, и тихо-тихо займём пока очередь в шиномонтаж. Верьте, что проснувшись утром, мы все без исключения окажемся на один день ближе к половодьям, коротким юбками, томным взглядам и дисбактериозу! Зима подходит к концу, – расчехляйтесь!*

*материал подготовлен совместно с Интернет-ресурсом «Яндекс – Сурок».

Иванов.

В жизни каждого блогера есть свой Иванов. Это точно. Проверял. Кто не верит, может взять мышку, пиво и перепроверить. Для кого-то Иванов – это третий муж, для кого-то – ваще не вариант. Кто-то считает Иванова своим соседом, кто-то путает его с механиком Жорой! Есть Ивановы честные, есть умеющие пить, а есть один калмык. У Ивановых бывают смешные уши, затяжные болезни, и две судимости. Они бывают мужчинами, бывают дизайнерами с макбуками, и даже женщинами! Разнообразие их характеров и судеб поражает! Вся так называемая блогосфера стоит на тысячах Ивановых, как на трёх китах.

В детском саду я дружил с Ивановым. В школе –  с другим Ивановым. Теперь всех их с блеском заменил Иванов, и ещё не вечер. В смысле, сейчас действительно не вечер. Жизнь многих, многих людей привязана к тому или иному Иванову. На квазисинхронных и «геостационарных» орбитах в поле тяготения вокруг них вращаются толпы обывателей. Ивановых кормят котлетами красивые женщины. По Ивановым пешком ходят дети. Сам видел.

Многие забыли, как устроен этот Мир. И напрасно. Если буквально на часок заглянуть в суть всех вещей, или хотя бы засунуть туда руку, то окажется, что там опять же Иванов. Сегодня наткнулся на ещё один пост про Иванова в блоге Славы Сэ. В очередной раз поразился, до чего же ёмкая эта фамилия. В смысле – Иванов. Никто не называет Ивановых по именам. Иванов, и всё. Может быть, отсюда и складывается впечатление, что всегда имеется в виду какой-то одни конкретный первопричинный Иванов?

Это я к тому, что у Иванова всё же есть имя. Привет тебе, Димон! Спасибо, что оплатил мой  Интернет. Как дела?

Карьера.

Уже какое-то время я не работаю. Вместо этого я беру деньги в долг, – так удобнее. В этом и заключается секрет моего нынешнего благополучия. Совсем немногие умеют так устраиваться как я, а ведь могли бы! Вместо того чтобы просиживать свои штаны с начёсом перед казёнными мониторами, маскируя беспорядочный обмен ссылками в социальных сетях составлением скучных отчётов и смет, мы все могли бы сейчас крутить своими округлыми и пока ещё крепкими как орехи попками на каком-нибудь убойном танцполе! Целовать плечи, пылать страстью, вдыхать ароматы, пить коктейли или есть миноги! Всего-то и нужно – забыть о будущем и вспомнить о себе!

Но ко мне почему-то никто не прислушивается. Все работают как дизеля̀, а я стою в очереди с авоськой пива и подсчитываю мелочь. На миноги явно не хватает. Не представляю, сколько ещё можно прожить Робинзоном на этом острове праздности и вынужденного безделья. Пойду вздремну, пожалуй, а завтра пускай утлая лодчонка моей жизни поскрипывая под тяжестью моего же резюме отчалит к берегам получек, тринадцатых зарплат и выслуги лет. Короче, возьмусь за ум и буду за него держаться. Сколько смогу. Засекайте!

13. ПВС. Школа.

автор иллюстрации Tim Yarzhombek

Образование – штука неплохая, но насилие круче! Поэтому, видимо, в моей школе упор был сделан на второе. Должен сразу сказать, что меня много били, хотя я даже никогда не был евреем, а это обидно вдвойне. Видимо, некоторые люди раздражают общественность не хуже семитов, и жаль, что я не догадался хотя бы давать деньги в рост, – проблем, конечно, не стало бы меньше, но, возможно, сейчас я смог бы позволить себе новый костюм!   

Всё началось, когда на лацкан моего синего пиджачка прикололи значок октябрёнка. Порой мне кажется, что я никогда не был так горд собой, как в то осеннее утро, но это, конечно, неправда, –  пионерский галстук был гораздо более желанным артефактом, чем портрет Володи Ульянова в пятиконечной рамочке. И возможно, что именно тогда, приняв на грудь звезду, я ощутил в себе ту богатырскую силу, что в итоге ни разу так и не пришла мне на помощь. А ведь я просил.

Сначала меня бил человек по кличке Ссака. Он делал это исключительно на переменах, оставляя таким образом за моей учительницей право унижать меня во время уроков. У меня даже одно время сложилось впечатление, что они состоят в сговоре. Но потом оказалось, что это было тривиальным совпадением. В сговоре состояли совершенно другие люди, и по другому поводу.

Некоторые дети обладают врождённым чувством ритма, некоторые – чувством локтя, а некоторые – чувством собственного превосходства.  Короче, некоторым везёт. Мне же всегда везло в других чувствах, и доказательством этому может служить факт, что я до сих пор не женат. Впрочем, это другая история.

Где-то к пятому классу некоторые одарённые школьники стали объединяться в группы по принципу интеллектуальной недостаточности и избивать тех, кто умел бегло читать, писать и считать. Я никогда не был отличником, и поэтому фраза: «Слышь, выйдем, поговорим, ёпт» иногда всё же адресовалась не мне. Впрочем, отличников у нас вообще было немного, а вот всевозможных Креббов и Гойлов хватало. С другой стороны, чего ещё можно было ожидать от школы «октябрьских железнодорожников»? Видимо, мне с самого начала не стоило всерьёз рассчитывать на обращение «сударь», бальные танцы и дуэльные «лепажи»!

Впрочем, я тоже кое-кого бил. Это случалось всего несколько раз, и мне в итоге всегда становилось не противно даже, а как-то тоскливо. Ведь мне приходилось самоутверждаться подобным образом, используя в качестве объекта насилия людей заведомо слабее, а зачастую гораздо умнее меня. Словом, школьные гопники были настоящими королями, ибо сама природа выступала на их стороне. Они представляли собой сплочённый коллектив с чёткой иерархией, построенной на принципе «кто сильнее, тот и прав». Мы же после контактов с ними были вынуждены восстанавливать свою психику, используя всё тот же принцип. Единственным существенным отличием между нами было то, что от бития морд в нашем арьергарде никакого сплочения не образовывалось, ибо постоянная рефлексия и сомнения в своей абсолютной правоте только разобщали нас. 

Вообще, проблема всех думающих людей в том, что они думают слишком долго. Любишь систематизировать полученную информацию? Молодец! Пристрастился подвергать сомнению прописные истины? Что же, никто тебе слова не скажет! Балуешься анализом допущенных ошибок? Бог тебе судья! Только вот побыстрее бы надо! Иначе, пока ты размышляешь о том, сколько зла принесёт в мир твоё решение поговорить с соседями о снижении уровня производимого ими по ночам шума, эти самые соседи уже проголосуют за Единую Россию, а то и станут депутатами Федерального Собрания! Словом, многим из нас очень не хватает скорости.

Но не всё было так плохо – иногда и я оказывался на высоте. Однажды мой одноклассник, очень остроумно называвший себя Серым, в очередной раз загнал меня в один из дальних углов и вызвал, что называется, на бой. Ему было очень важно сделать это громко и открыто, чтобы все видели, какой он сильный и смелый. И когда он таки одолел меня и уже сидел на моих лопатках, одна из зашуганных отличниц по имени Ира взяла со стола тяжеленую стопку учебников, подошла сзади к улыбающемуся Серому и обрушила этот ворох знаний ему на голову. Спасла меня, в общем. Таким образом, мне был показан пример гражданского неповиновения, и я понял, что способен на большее, нежели слизывание пыли с линолеума. В следующий раз, когда Серый предложил мне снова померяться с ним силами – а случилось это через сорок пять минут, – перед ним стоял совершенно другой человек. Дело в том, что я всегда знал, что сильнее его. Это становилось ясно на любом уроке физкультуры. Изменилось другое: я уже не боялся, что за Серого отомстят его соратники. Ведь я был не один. На меня смотрела Ира и она всё ещё на что-то надеялась.

Как только Серый занял боевую позицию, я нанёс ему прямой в челюсть. Он не успел среагировать. Он просто не верил в меня. Из разбитой губы потекла кровь, и Серый заплакал. Он был так унижен, что не смог даже стоять на ногах, и присел на стоявший рядом стульчик. Когда в класс вошла учительница, Серый всё ещё растирал по лицу кровавые слёзы, и жалобно всхлипывал. После этого случая наши отношения наладились.

Я стал позволять ему списывать у меня контрольные, за что Серый отдавал мне каждый раз по одному из своих коллекционных вкладышей, пока все они не перешли в мои руки. Тогда я разрешил списывать просто так, ведь в его списывании совершенно не было никакого смысла, – я получал «тройку», «четвёрку» или «пятёрку», а он всегда только «два». Дело было в том, что он сидел впереди меня и, оборачиваясь при списывании, видел мою тетрадь перевёрнутой. Не имея в таком положении возможности понять где право, – где лево (тем более что списывать нужно было быстро), Серый менял местами стоящие рядом цифры (скажем, вместо 25 он писал 52), в результате чего мой расчёт превращался в бессмысленный набор знаков. Но он всё понимал, и мы не ссорились.

Конечно, навыками противостояния физическому насилию моё школьное образование не ограничилось. У некоторых учителей в жизни тоже не всё было ладно, и они старались нахаляву самоутвердиться за счёт своих учеников. Правда, здесь должен отметить, что таких было подавляющее меньшинство. К этому меньшинству, безусловно, относилась учительница Английского Языка, которая называлась Римма Александровна. Не знаю её фамилии, но, думаю, ей подошло бы что-то вроде Константинополева-Вторая. Она любила надевать розовое полупрозрачное платье (похожее на то, что Марла Сингер купила за один доллар на распродаже) и открывать настежь все окна. Зимой. Она любила прохладу.

Сейчас я её понимаю. Думаю, мы бы тоже любили эту прохладу, если бы пили столько водки, сколько она. Но нам было нельзя. Вместо этого на урок Английского мы приходили в верхней одежде. Она редко бывала трезва, так что и кричала на нас нечасто. Благодаря её урокам, единственный английский оборот, перевод которого я знал к моменту окончания школы, это old bitch.

Но кроме учителей и учеников в школе есть ещё и администрация. Кто-то сломал школьный забор. Ещё кто-то видел, что это был я. Ещё кто-то забыл, что в это время я находился в другом месте. Меня вызвали к директору. На меня кричали. На меня брызгали слюной. Меня уже не в первый раз обзывали сраным интеллигентом. Но это не действовало. Ссака сделал своё дело – я стал устойчив к оскорблениям и ударам судьбы. Меня заставили чинить поруганное ограждение. Я в отместку разочаровался в людях и перестал уважать старших.

Каждый год в нашей школе проводился конкурс  «Учитель Года». Голосовали исключительно ученики. Из года в год за первое место боролись учитель Физики и учительница Химии. Подобно Оксфорду и Кембриджу, которые периодически сменяют друг друга на подиуме традиционной регаты, эти учителя попеременно занимали первое место. В общем, никогда нельзя было знать наверняка, кто из них победит. В школе были и другие педагоги, достойные награды, но в их кабинетах не было различных там амперметров и всяких соляных кислот, поэтому они не воспринимались всерьёз. В тот раз основная борьба между этими учителями происходила внутри меня. Я очень долго не мог решить, кому из них отдать предпочтение. В итоге я проголосовал за Физику. Видимо, Эйнштейн мне нравился больше Менделеева. По результатам голосования Физика победила. Но учитель не поверил мне, когда я рассказал ему о своём выборе. Его нетрудно понять. Ведь беспринципному подростку в рваных джинсах, который только что сорвал урок глупой и, что самое ужасное, действительно смешной выходкой, поверить совсем непросто. Особенно когда он после всего содеянного нагло признаётся тебе в любви.

В старших классах я стал много читать, играть в карты на деньги и курить. А ещё я рисовал. В моих тетрадях нельзя было прочесть ни одного предложения. Я составлял стенограммы. Слова и фразы я заменял маленькими рисуночками, позволявшими добиться необходимой скорости и плотности записи, а заодно развлекавшими меня. Например, фраза «физическое тело находится в состоянии покоя или равномерного прямолинейного движения, если на него не влияют силы или действие сил скомпенсировано» выглядела как спящий голый человек, кровать которого на колёсиках едет по дороге на красный сигнал светофора. Внизу рисунка надпись – «сила не действует, компенсация в рублях». Прочитать и понять такой конспект было совершенно невозможно. Поэтому мне тупо приходилось всё запоминать, таким образом развивая память.

Учитель Года, хоть и не уставал награждать меня двойками, прощал мне пристрастие к изобразительному искусству, вспоминая Пушкина, которому, мол, в лицее на занятиях не давали писать стихи – а потом вон что вышло! Совсем по-другому обстояли дела с учителем ОБЖ, который вёл также уроки рисования. Однажды он обнаружил, что под темой занятия «Поражающий фактор ударной волны при ядерном взрыве» в моей тетради к концу урока не появилось ни одной буквы, зато был нарисован мощный ядерный взрыв, разрушенный город, мёртвые люди повсюду и Терминатор. Тогда он отобрал тетрадь, дал мне подзатыльник и ушёл в оружейку. На мои просьбы вернуть законную собственность он ответил отказом. Через несколько дней я попросил снова. Он снова отказал, объяснив, что уже и не помнит, в какой унитаз он мою тетрадь спустил. Когда он отвернулся, я украл из его каморки первое, что попалось под руку. Я не видел, что беру. Не было у меня на это времени. Обнаружилось же, что моим заложником стала книжка «Французы смеются» с натуральными порнографическими рисунками, иллюстрирующими пошлые анекдоты на тему «возвращается муж из командировки, а в его постели три незнакомки».

Прошло несколько дней, прежде чем он понял, кто украл и почему. Ко мне стали приходить делегаты. Поочерёдно все учителя-мужчины ловили меня в коридорах, и просили вернуть то, что я взял. Я совершенно резонно интересовался, что же именно я должен вернуть? Они смущались, и отпускали меня. Последним делегатом стал Учитель Года. Он печально улыбнулся и сказал, что, несмотря ни на что, знает – я хороший человек. На это я возразил ему, что вопрос с возвращением украденного готов решать только через директора, которым, к моему счастью, на тот момент была женщина. Ещё я сказал, что в подробностях могу описать вещь, которую украли у меня. Это тетрадь с моими рисунками. А вот в краже чего и с какими именно рисунками подозревают меня, мне почему-то никто не говорит! Пусть вызовут в школу моих родителей! Пусть расскажут им, что их отпрыск стал вором. Пусть скажут, что именно я взял, и тогда я верну взятое! Короче, после этого меня навсегда оставили в покое и  больше не мешали рисовать.

Последним актом насилия надо мной, произведённым в школе, стала прощальная речь директора. Но оказалось – это было насилием над директором. Думаю, что без принуждения нельзя с таким трагичным видом, так долго и скучно выстраивать постмодернистские аллюзии, из которых проистекает нехитрый, в общем-то, вывод о том, что мы больше никогда не увидимся, а жизнь при этом сложна и абсурдна. Сейчас ко всем этим людям я не испытываю ничего, кроме глухой и беспощадной жалости. Что же касается Учителя Года, то и сегодня я уверен, что не ошибся при голосовании. Впрочем, об этом отдельный рассказ.

Закажи меня!

Друзья, читатели и тот парень, что интересовался про цыпочек, к вам обращаюсь. Дело в том, что я сам не местный, а одна моя подруга считает (цитирую): «…ты не используешь свой талант вести репортажи, а пишешь черт знает что…». С таким мнением я не могу не считаться, а стало быть, должен что-то предпринять. И я придумал две вещи. Про первую не скажу, – уж больно она неприлична, а вот на второй, пожалуй, задержу ваше внимание.

Предлагаю следующее. Каждый из вас, кто готов присоединиться к мнению Наташи  (а именно так зовут одну подругу), может указать  мне на тему для репортажа. Подумайте,  на какое событие, место, человека или, скажем, предмет вы хотели бы посмотреть сквозь, так сказать, призму десятипальцевого слепого метода печати, которым я худо-бедно владею.

Обещаю, что если мне понравится тема, я готов выехать, выйти, вылететь или выползти на место событий, чтобы ознакомиться со всеми подробностями прямо изнутри. Ну, и конечно предлагаю посмотреть, что из всего этого выйдет. Короче, закажите себе репортаж, и ни о чём не жалейте хотя бы пару дней!

12. ПВС. Джеки Чан.

На фото Каскадёры В. Шлыков, С. Декамбаев, Джеки чан, Папа чан, Коста

Пассажирские поезда живут долго, но всё же не вечно. Все они неизбежно стареют под тяжестью перевозимых ими людей. Тонкие металлопластовые перегородки, дерматиновые лежаки, сдвижные двери с зеркалами, – всё это за годы службы так изнашивается,  что вагоны всё чаще становятся на ремонт, пока наконец не получают вердикт – «списано». Тогда каждый из них снимают с шасси, распиливают на три части, грузят на платформы и отвозят к старой котельной, где, расчленённые, они остаются ждать дальнейшей своей участи. Кто-то сделает из такого куска гараж для «Москвича», кто-то соорудит дачный домик, а кто-то – баню. Но кто-нибудь решит, что летняя кухня, выполненная в виде куска старого вагона – это не его стиль. Тогда  этот железный кит ещё долго будет лежать там, куда его выбросило очередной волной прогресса.

В общем, помимо Большой Охоты в нашей компании существовала, как минимум, ещё одна захватывающая игра. Называлась она «Поезд». Игроки делились на две команды, одна из которых должна была охранять некий ценный груз, перевозимый в поезде, в то время как вторая команда должна была попытаться этот груз захватить. Но не это было основной целью. А чтобы рассказать о сути этой игры, мне придётся немного отвлечься и вспомнить про того человека, чьим именем названа эта глава.

Думаю, Чэнь Ганшэн не нуждается в представлении. Все прекрасно знают его в лицо, и это не только благодаря тому, что он красив как китайский бог! Считаю, что причина такой грандиозной популярности кроется не только в его обаянии и пристрастии к национальным театральным фокусам. Дело же в том, что, помимо прочего под псевдонимом Джеки Чан этот человек снялся в ста пяти фильмах и не собирается на этом останавливаться. А к тому времени, когда мне посчастливилось познакомиться с его творчеством, Джеки уже успел сыграть пятьдесят четыре роли. И я до сих пор считаюсь его фанатом.

Чтобы научиться его трюкам, нужно было много тренироваться. А как известно, различные увечья и травмы, неизбежно сопровождающие подобные тренировки, сильно замедляют сам процесс обучения и не позволяют хорошо проводить время. В этой ситуации мой друг Тёма В. придумал вот что.

– Друзья, – сказал он. – Тренируясь, нам придётся много падать, при том что кости наши хрупки, а мышцы слабы. Джеки Чан не слабак, однако же и он нашпигован металлическими деталями как Терминатор и не умеет вставать с кровати без посторонней помощи. Давайте не повторять его ошибок. Давайте для начала научимся падать!

И мы сделали, как он сказал, – стали учиться. Но обучение мастерству падения – это не так просто, как посещение кулинарных курсов. Мало того, постигать секреты этого ремесла нам, опять же, предстояло по фильмам Джеки Чана, ибо другого тренера у нас не было. Радовало одно – в нашем городе имелся, и имеется до сих пор, широкий простор для падения любого рода! Некоторые люди знали это лучше других и умело использовали столь замечательное свойство города в своих интересах. Таких людей ежедневно можно было увидеть упавшими в те или иные кусты; катящими детские коляски с каким-то барахлом в неизвестном им самим направлении; а так же стоящими посреди проезжей части и глядящими сквозь дома, деревья, прохожих и автомобили куда-то в бесконечную пустоту трансцендентного, иррационального и, следовательно, реально несуществующего космоса.

Чем-то мы напоминали таких людей. Нас, как водится, было трое (конечно за исключением тех редких случаев, когда к нам приходил Д’Артаньян), и мы таки проводили достаточно много времени в кустах, на стройках, опустевших складах, котельных, а также в брошенных тюремных мастерских. И конечно, мы тоже иногда замирали в странных позах и смотрели сквозь Мир в Пустоту, которая обещала нам всё, о чём бы мы ни вздумали мечтать –  начиная от джинсов, кроссовок и жвачки – заканчивая работой каскадёра в Голливуде и рукопожатием Джеки Чана! Конечно, тогда мы ещё не знали, что пустота называется пустотой неспроста. Словом, мы начали падать, и, забегая вперёд, скажу, что не все из нас в итоге смогли остановиться.

Наши падения иногда пугали, но иногда и смешили публику, ибо мы решили падать не переставая. Идёшь за хлебом – поскользнись на ровном месте так, чтобы это выглядело натурально! Влез на мопед – упади с него по возможности эффектно на полном газу! Забрался на крышу гаража – сделай сальто в сугроб, но приземлись на спину, чтобы все думали, будто ты облажался! За два года таких тренировок мы стали настоящими мастерами падения! Мы выпадали из окон, врезались на велосипедах в деревья, катились под откосы и ныряли с теплоходов. Наши тела стали крепкими как бамбук, а ловкость достигла невероятных высот. Одним из наших развлечений было следующее. Мы выходили на пустырь за городом, поливали курган строительного песка бензином, поджигали его и, объятые яркими языками пламени, скатывались вниз по огненной дорожке, с блеском копируя все сальто и перевороты нашего кумира.

Похожим развлечением была и игра «Поезд». Смысл этой игры заключался не столько в победе над противником, сколько в придумывании и реализации трюков разнообразной степени сложности. Нам очень нравилось быть похожими на Джеки Чана, немного расстраивало лишь отсутствие видеокамеры. Впрочем, особенно сильно мы не переживали, так как нас ждал мир киноиндустрии, а там проблем с камерами не должно было существовать! Нужно отметить, что в этом отношении с тех пор ничего не изменилось – кинематограф продолжает терпеливо ждать нас и по сей день.

Самым интересным местом в поезде был тамбур. Не знаю почему, но все основные стычки происходили именно там. Оружием нам служили всё те же деревянные мечи и духовые ружья, стреляющие пулями из картофеля. Все трюки выполняли мы трое, остальные же человек десять участвовали в этом «фильме» в качестве массовки. Игровой сценарий никого особенно не интересовал, и не думаю, что Американская Гильдия Сценаристов вообще обратила бы на него внимание. Хотя драматической напряжённости и конфликтных ситуаций в нём было хоть отбавляй.

Дима Б. со своей шайкой ограбил банк и решил скрыться с чемоданом, полным драгоценностей. Он сел в поезд и куда-то поехал. Но один из его дружков сдал своего босса и навёл на его след трёх секретных агентов–ниндзя. Эти агенты догнали идущий полным ходом состав и приготовились к захвату преступников. Дима Б. расположился в тамбуре одного из вагонов – и ведёт стрельбу из двух ружей попеременно. Агентам – ниндзя приходится совершать акробатические чудеса для того, чтобы обезвредить Диму Б. и вернуть похищенное законным владельцам. В процессе захвата двое агентов погибают, а последний оставшийся в живых ниндзя забирает у Димы Б. заветный чемодан и выпрыгивает в окно на полоном ходу, за мгновение до того, как коварный преступник взорвёт поезд.

Чтобы проникнуть в поезд, нужно сначала запрыгнуть на крышу вагона. Это знает всякий. Для этого мы использовали трактор «Белорус», который частенько оказывался припаркованным рядом с нашим «поездом». Расстояние между маленькой кабинкой трактора и крышей вагона было около трёх метров, и места для хорошего разбега катастрофически не хватало. Так что по плану только один самый лёгкий из нас должен был суметь перепрыгнуть через трёхметровую пропасть и, зацепившись кончиками пальцев за небольшие выступы на крыше, удержаться! Остальные погибали, падая в бездну, после того как ударялись о стену вагона. Когда же всем троим удавалось перескочить на крышу – а это случалось, когда трактор стоял ближе – приходилось придумывать иные варианты нелепых смертей для двух из трёх храбрых ниндзя, ведь мы знали, что настоящий герой – он всегда один!

Обычно этим героем оказывался Саша. Росту в нём было чуть больше полутора метров, весу килограммов сорок, а прыгучестью он мог бы поделиться с кенгуру, поэтому все трюки, связанные с длинными прыжками или долгими падениями, – доставались ему. Правда, красиво упасть с высоты двух метров, распластавшись на жёстком гравии в позе, какие обычно принимают мертвецы, – тоже дело нешуточное! А мы и не шутили. Признаком особого мастерства считалось падение, при котором человек группируется так, что сторонний наблюдатель этого не видит. То есть всем должно казаться, будто вы действительно упали с кабины трактора при попытке перепрыгнуть на крышу вагона, а вовсе не инсценировали своё падение. Словом, уверен, что Джеки Чану всё это пришлось бы по душе.

Ещё одним трюком, помогавшим нам захватить Диму Б. было тройное синхронное запрыгивание в окна. Чтобы понять, как это выглядит, посмотрите «Доспехи Бога» или «Полицейскую Историю», а потом представьте, что всё это делает не один человек, а сразу трое!

Впрочем, суть игры заключалась не только в трюках. Поединки на мечах никто отменять не собирался; правда, здесь нами были внесены некоторые изменения в привычную структуру боя. Так, например, красота сражения стала важнее победы в нём. Нас перестало интересовать, кто же фехтует лучше. Значение имела лишь скорость движений, сложность выпадов и внешняя достоверность поединка. Словом, всё как в кино, только –  как говорят в Одессе –  на одну-две вещи лучше.

Прежде чем начать бой, мы раз за разом репетировали одну и ту же сцену, долго договариваясь о деталях и выводя из душевного равновесия всех наших друзей-статистов. В результате, по прошествии времени, наши товарищи, не обладавшие гимнастическими навыками и не видевшие в Джекки кумира, оставили нас, предпочтя другие игры. Какие? Точно не знаю, но подозреваю, что компьютерные. Ежевечерний призыв – «Finish Him!» –  доносившийся из приоткрытых форточек, недвусмысленно намекал посвящённым, что кто-то воткнул в приставку картридж с игрой «Mortal Kombat». Представляю, как в это же самое время сторож какого-нибудь из предприятий, столь расчётливо прижавшихся к железной дороге, наблюдал, как на фоне закатного неба три чёрных силуэта прыгали по крышам старых вагонов, совершая странные движения, оскальзываясь, неизбежно падая вниз и упрямо поднимаясь наверх. И всё это лишь для того, чтобы снова упасть лицом вниз на пыльный гравий, добавляя происходящему так недостающей достоверности.

За два года подобных тренировок никто из нас не пострадал, если не считать незначительных ушибов, растяжений и вывихов. Игра «Поезд» исчерпала себя к тому моменту, когда последний вагон был куплен каким-то жителем нашего города и увезён в безвестный дачный посёлок. Мой деревянный меч ещё долго висел на стене рядом с кроватью, но уже не в виде боевого оружия, а как музейный экспонат – весь в трещинах и сколах. Когда и куда он в итоге исчез – я не знаю. Знаю лишь, что сам я не смог бы его утилизовать.

Стоит ли говорить, что каскадёром из нас троих не стал никто. Хотя приобретённые навыки безопасного падения неоднократно если и не спасали мне жизнь, то позволяли сохранить целостность организма. Сам Джеки Чан с тех пор сильно повзрослел и перестал подвергать себя риску на съёмках, благодаря чему в его фильмах не осталось ничего, кроме наивных сюжетов и трогательных гримас.

Мне ни в коем случае не хочется вернуть то время. Я не тоскую по старым вагонам, горящим курганам и деревянным мечам. И вообще, всё хорошее, что наполняло моё детство, пока что без труда помещается в этом блоге на нескольких страницах, промаркированных аббревиатурой ПВС. Обо всём остальном я предпочёл забыть, так что прошлое – это плотный серый туман, из которого время от времени проступают очертания хороших людей и интересных событий. И должен признаться, что весёлое лицо молодого Ченя Ганьшена появляется в этом тумане чаще остальных.

Статистика

В ожидании ответа моего редактора (он же Никульшин) относительно готовящегося к публикации материала, зашёл посмотреть статистику посещений этого блога. Результат меня отрезвил – можно за руль. Ещё немного, и на моём рейтинге можно будет спуститься в Метро-2! Судя по всему, некоторые посещают этот ресурс ещё реже, чем уролога! А это плохо. Уж я-то знаю.

Любопытно, что некоторые люди попадают сюда используя такие запросы как: «война между негритёнка и белки из ледникового периода», «грузинский танец на цыпочке» или «обида-удел прачек». Я не шучу. А Гууглстатистик не врёт! Уж я-то знаю. Впрочем, это неважно. Главное, что случайно залетевший сюда человек, интересовавшийся про грузинских цыпочек, набросал-таки комментарий. И не беда, что он  тут же его удалил, – остался красивый инверсионный след. 

А.П. Нуль. Дневник. День второй.

Сегодня пошёл снег. Не представляю, зачем ему это понадобилось. Впрочем, это я не о снеге, а об одном подростке, который попросил меня уступить ему место в очереди за шампанским. Место я, конечно, уступил, но и обиду затаить не оставил. Вот только попадись он мне ещё!

От девушек так хорошо пахнет! Говорят, это оттого, что они постоянно моются. Признаться, я тоже постоянно моюсь, но от меня всё же воняет как от козла. Думаю, здесь всё дело в их политической пассивности. Ведь любой, кто всерьёз воспримет ту или иную речь нашего президента,  неизбежно приобретёт въедливый серный запах, что выводится лишь скипидаром. Интересно, можно ли в наше время его купить, и если да, то до скольких работает магазин?

Моя машина сегодня не завелась. Сломались бензонасос и обдув печки. Думаю, всё дело в контактной группе замка зажигания, но  нужно будет поговорить с астрологом – вдруг это просто Юпитер вышел из пятого дома!?

С утра я позвонил доктору, и попросил его купить побольше майонеза, колбасы и наварить картофеля для оливье. А ещё посоветовал не приглашать на Новый Год Макаровых. Но он отказался выполнить мою просьбу сославшись на то, что совершенно не знает никаких Макаровых, и не понимает, кто ему звонит, хотя и пообещал поставить меня в очередь на трансплантацию печени. Милейший человек, этот доктор!

А.П. Нуль. Дневник. День первый.

Решение опубликовать этот дневник, автором которого является Александр Петрович Нуль, пришло далеко не сразу. Для начала мы были вынуждены выспаться и как следует позавтракать. Но дело стоило затраченных усилий, и теперь  публика сможет насладиться чтением этого во всех смыслах замечательного произведения, рождённого в удивительном мозгу шизофреника, и выброшенного в мусоропровод его сиделкой, хотя ей трижды было говорено этого не делать. Безумный Мир, в который мы попадаем благодаря автору, сам по себе уже является произведением искусства, ибо содержит в себе массу различных слоёв. Произведение привлекает многим, начиная от захватывающего сюжета, и заканчивая глубокими философскими сентенциями, такими как, например, притча о человеке, который не знал о своём существовании, и поэтому вовремя не прибарахлился. Выдержки из дневника мы планируем публиковать маленькими фрагментами, чтобы растянуть удовольствие, и дать вам возможность осмыслить прочитанное.

Дорогой дневник (шутка ли, 700 рублей!), мой психотерапевт считает, что ты поможешь мне выбраться из закоулков того вымышленного мира, в котором мне приходится жить, как минимум, с прошлого четверга. Впрочем, на это я ему возразил, что он может особо не выпендриваться, ибо сам является вымышленным персонажем, потому что естественно никакого психотерапевта у меня никогда не было и нет. По-моему, он не очень-то расстроился, хотя говорят, что с тех пор он сильно запил. Впрочем, конечно, никто этого на самом деле не говорил.

Сегодня я так и не решился выйти на улицу, хотя только под вечер понял, что это было не сегодня, а вчера. За окном весь день шел дождь, и кричали вороны. Сначала мне показалось, что я разбираю их речь, но потом выяснилось, что я разобрал старый радиоприёмник. Вытащив из него проволоку, я начал делать ёлочные украшения. Скоро Новый Год, и у меня до сих пор нет новой ёлки, а старая совсем осыпалась еще в июне.

Мне уже тридцать лет, а я так ничего и не добился, кроме того, что соседи больше не дают мне взаймы, и проветривают комнату каждый раз, когда я от них ухожу.  К друзьям же за деньгами обращаться бессмысленно, так как я уже не помню, который из них настоящий, а который герой одной моей ранней пьесы – Мыльников Максим. К слову, дружба, как и любовь, вещь совершенно непостоянная. Или, напротив, постоянная? Сейчас уже точно и не скажешь. Впрочем, как и сейчас. И сейчас. Да и сейчас, пожалуй, тоже.

Доктор посоветовал мне не нервничать, поэтому сегодня я постараюсь не препираться хотя бы с дворником. Хотя, возможно, это был никакой не доктор, а сам дворник. Не уверен. Настроение сегодня хорошее, и давление в норме. Осталось только найти второй носок.